Шубная рвань в строгой кожаной роскоши кабинки, стоптанные катанки и засаленный пиджак на серебре крыла, кизяк, смешавшийся с бензином, и хороший такой, бодрящий морозец. Октябрь… Запах кизяка и бензина — запах звонких октябрьских дней…
Начались полеты.
Вышедший из кабинки восьмидесятилетний старик тяжело, разочарованно вздохнул, опустил голову;
— Не довелось старуху повидать.
— А ты где ее думал увидеть — в поле или в селе?
Старик посмотрел на меня недоверчиво и сурово:
— Покойная она у меня. Ну вот и думал — слетаю, повидаю.
Односельчане смеялись, бесцеремонно задирали у старика полушубок, щупали у него зад. Остававшегося на земле бортмеханика Брянцева разглядывали с ласковым восхищением. Пожилая крестьянка боком подобралась вплотную к Брянцеву, осторожно, незаметно потрогала грубую ткань его комбинезона.
Кучка крестьян подвела к самолету местных агронома и учительницу.
— Так что обязательно нам хотится, товарищи, прокатить агронома для прахтики борьбы с вредителями, а учителку — для показательного разъяснения детям.
Когда агроном и учительница поднялись на воздух, крестьяне следили за самолетом долгими, внимательными взглядами. Лица их были торжественны и сосредоточенны.
О том, как бочатский сапожник шил аэроплан
Был такой сапожник, который говорил:
— Я, товарищи, первеющий спец наивысших марок. Я шью сапоги с дефектами, чтобы вы могли капитально ступать на пятку и материально на ногу.
Сапожник этот, действительно, был большой мастер — он хорошо шил сапоги и на уродливые ноги, на ноги с дефектами («ефектами»)… Но это присказка. Сказка впереди.
Сказка-быль, быль-чудо — аэроплан в деревне.
Пока «Сибревком» не прилетел, многие сомневались — летают ли вообще люди. Когда «Сибревком» закружился над деревней, решили, что раз он ростом с журавля, то людям на нем сидеть нельзя. Но когда сами полетели, то поверили в машину как в чудо, как во что-то всемогущее.
Вести о нашем прилете распространялись с быстротой радио. Вести о нас бежали далеко впереди нас.
Всюду нас ждали тысячные толпы. А аэродромы… Но нужны ли «чуду» аэродромы? «Чудо» может сесть и на жердочку (в Кузнецке, например, многие думали, что самолет сядет на мачту с красным флагом).
И аэродромы, действительно, были такие, что сесть на них можно было только чудом.
Чудом сели мы на бочатский аэродром, чудом сделали четыре круговых полета, но на пятом действительность весьма красноречиво лошадиной лопаткой, как мечом, рассекла «чудесные» пелены туманов и иллюзий. Оказалось, что бочатский аэродром, как скотское кладбище, весь усыпан костями. На лошадиных острых лопатках мы «расхватили» себе покрышку «до ушей».