Олерт хотел продолжать, но ему не пришлось.
Правая рука Джо Фредерсена как-то беспомощно повисла. Самый могущественный человек в Метрополисе подался вперед, точно раненый и опустился на стол.
Тихий голос Джо Фредерсена сказал:
— Что человек посеет, то он и пожнет.
Затем голова его упала на руки, и голосом, который знала одна лишь его покойная жена, он стал звать к себе своего сына.
Но зов его остался без ответа…
* * *
Фредер и Геймердинг подошли уже к бывшим копям. Они услышали звук взрыва.
— Что это такое? — испуганно спросил Фредер.
Но Геймердинг молчал. Они шли вперед.
Резко сыпались удары гонга. — Сигнал об опасности в Городе Рабочих. Со всех сторон была вода.
Фредер, казалось, не чувствовал её прикосновения.
— Мария, Мария, — кричал он, как безумный.
Она не могла его слышать, конечно, она рассказывала детям сказки. Дети взгромоздились на широкий каменный блок и, поджав ножки, внимательно слушали.
Но вода все поднималась. Мария притянула самых маленьких детей к себе. Остальные сбились, точно овечки. Она понимала, что нелепо было кричать, звать о помощи. Кто мог ее услышать? И если бы ее услыхали, откуда взялась бы помощь?
Мария больше ничего не слышала, ничего не видела, — она не видала детей, не видала воды, она больше не молилась, она больше не думала… В её измученном мозгу выплыла тень воспоминания — светлые волосы, высокий открытый лоб, грустные, сияющие глаза и губы, которые сказали ей в великой любви: «Ты позвала меня, и я пришёл».
Она опустила голову низко, низко, чтобы дети не увидели слез на её глазах. Но за её спиною кто-то кричал изо всех сил, кто-то звал ее по имени.
Она обернулась, она подняла глаза, подняла руки к молодому человеку в разодранной белой шелковой рубашке, который стоял в двух шагах от неё. В следующее мгновение он держал ее в своих объятиях.
Что ему были ужасы, самый ад — он держал ее в своих объятиях и целовал её бледные губы.
— Ты, Мария? Да, да, ты — Мария! — говорил он.
Мария улыбалась. Ей казалось, что она умерла уже, ей казалось, что она уже в раю. Она услышала, точно сквозь сон, его испуганный голос:
— Не умирай, не умирай, Мария.
— Почему же нет? — думала она устало, — разве это еще не конец?
Нет, это не было концом! Она опомнилась. Дети, плача, обступили ее.
Фредер вырвал Марию из толпы детей. Он хотел унести ее. Но она освободилась.
— Иди, — сказала она, улыбаясь, — иди вперед, Фредер. Я последую за тобою, но я хочу быть последней.