Мне хотелось вырвать книги у Франсуа из рук, выбросить их в окно.
Франсуа, который иногда вечером в минуту разочарования или сильной усталости говорил о своем желании все бросить, я мечтала теперь сказать: идет! спорим! Посмотрим, способен ли ты на это, бросим все, уедем жить в другое место, вновь изобретем себя на другой территории, в другой жизни.
В августе мы с Луизой и Полем уехали вместе с нашими друзьями в «дом-для-каникул». Сейчас, когда я пишу эти строки, я отдаю себе отчет в том, что не сохранила никаких воспоминаний о доме, который мы снимали тем летом. Образы ускользают от меня, путаются с другими, более старыми, я неспособна визуализировать ни сам дом, ни городишко, возле которого он находился.
Мне вспоминается только дорожка для велосипедистов, по которой мы ездили к морю, встречный ветер, задувавший мне в рот, ощущение скорости, которого я искала в спусках. Я была счастлива находиться там, не упустить этой возможности побыть с детьми и друзьями; тревога в конце концов на несколько дней ослабила свою хватку.
После двух недель передышки мы вернулись на поезде. В тот момент, когда мы с Луизой и Полем вступили во владение семейным купе, поджидавшим нас в скоростном экспрессе, меня словно отбросило на год назад, почти день в день, за серо-зеленые занавески цветов Национальной компании французских железных дорог, в точно такое же пространство, как то, что мы тогда занимали. В одно мгновение я в подробностях увидела путешествие, которое мы тогда совершили втроем, в то же время, возвращаясь из «дома-для-каникул»: пикник, устроенный на маленьком столике, новую стрижку Поля, красную футболку Луизы, их загорелую кожу. Внезапно, словно это было вчера, мне вспомнились мысли, что меня тогда занимали, а мои глаза искали за стеклом, в том же пейзаже, что стремительно проносился мимо, невозможную точку, за которую можно было бы уцепиться. Я думала о Франсуа, которому предстоял очень трудный год, о книге, которую собиралась писать, думала о документальном фильме о геноциде армян, который заказала, чтобы показать своим детям (по отцу они армянского происхождения), я думала о зимнем небе, а потом опрокинула бутылку содовой, и мы использовали не одну пачку бумажных салфеток, чтобы промокнуть стол. Все это всплывало в памяти со странной точностью, я даже вспомнила, что Поль хотел поиграть в «”Да” и ”нет” не говорите», как в детстве, но игра заглохла из-за громких выкриков, которые наши соседи сочли слишком шумными.
С той поездки прошел год, да, год, а я ничего не сделала. Ничего. Я осталась на том же месте. Хотя не совсем. Теперь я была неспособна сидеть перед компьютером, открыть документ Word, ответить на имейл, держать ручку дольше четырех минут и склоняться над расчерченной в клетку или линейку белой поверхностью. Короче, я утратила элементарные навыки, необходимые для моего рода деятельности.