Действительно, так уж сложилось, что и раньше по самым разным причинам я приходила к нему гораздо чаще, чем он ко мне. А уж в тот период, когда у меня жила Л., я сделала все возможное, чтобы он ни разу не пришел ко мне.
Он снова попросил объяснить, почему я вдруг решила поехать с ней в Курсей, почему не предложила этого кому-то другому, более близкой, более надежной подруге. Какой марки была ее машина, по какой причине она оказалась на месте моего падения, как смогла освободиться, вот так, вдруг? Почему мы жили с закрытыми ставнями? Почему она отключила мой мобильник?
Под этим нежеланием обидеть меня или досадить мне я в конце концов распознала подозрение.
Возможно, потому, что он мог вообразить совсем иное предательство, Франсуа стал единственным человеком, которому я рассказала все. С самого начала. Как я познакомилась с Л., как привязалась к ней. Что она сделала для меня, что она сделала вместо меня. Что она знала раньше, чем я ей говорила, что она так хорошо понимала. Что она думала о моих книгах, чего она от меня ждала. Мне пришлось согласиться на притворство и ложь. В те недели, когда я заставила всех поверить, что занята работой, а сама целыми днями бродила по улице или по отделам «Монопри».
Я рассказала, как в отделении скорой помощи больницы Святого Людовика мне пришла в голову мысль написать об Л., почерпнуть вдохновение из ее жизни. Насколько очевидной, важной показалась мне эта мысль и – впервые за долгое время – достойной интереса. Вот почему перспектива проживания с ней взаперти в Курсее была словно послана мне небесами. Это было непредвиденной удачей! Нет, я не боялась. Необходимость писать, уверенность, что у меня в руках наконец замысел книги, уничтожили все сомнения. Но Л. узнала о моих планах, и все вышло из-под контроля.
Лицо Франсуа выражало так хорошо знакомую мне озадаченность. Я почувствовала, что он не принимает всерьез половину моего рассказа.
Он много раз под видом шутки спрашивал у меня, не мужчина ли Л. Но, по сути, я думаю, он считал, что я действовала в одиночку и сбежала в Курсей с желанием уединиться, отделаться от всего.
Позже, хотя он мне и не признался, я полагаю, он согласился с мнением врачей. Я пережила случай тяжелейшей депрессии. Медикаменты, которые я принимала, спровоцировали состояние спутанности сознания, то есть галлюцинации, что во многом могло объяснить случившееся. В каком-то ночном припадке, о чем я сохранила смутные воспоминания, я полуголая вышла из дома и упала в канаву. У меня уже бывали подобные психические расстройства.