Учеников тоже окутала любовь народа, а перед Магдалиной преклонялись все женщины: однажды она ненадолго оставила нас, чтобы навестить подругу в каком-то селении недалеко от горы Мерон, и люди усыпали лепестками цветов землю у ворот, через которые она въехала туда на осле.
– Осанна, Мария! – кричали ей. – Благословенна ты, грядущая во имя Йесуса Нацеретянина!
Она с гордостью вспоминала это, ей нравилось, что женщины и мужчины падали перед ней на колени и целовали ее руки, пахнущие нардом и корицей. Да, все это происходило от моего имени, и Магдалина была женской ипостасью мессии.
Впрочем, это не мешало ей становиться мужчиной с женщинами во время любовных утех.
В те дни я увидел в небесах знак «действуй!» и решил, что смогу свободно проповедовать в Иерусалиме. Я захотел войти победителем в этот город.
Я чувствовал, что мой дар ритора значительно усилился, я готов был сразиться в споре со всем Синедрионом сразу. Мне казалось, что прошло то время, когда мне следовало прятаться. Я хотел служить истине в ином масштабе – вместе с царем и римской властью. Я знал, что надо делать, как реформировать законы, как уладить конфликты между саддукеями и фарисеями, как доказать Риму, что люди Израиля могут быть и самодостаточны, и разумны. Я даже знал, как следует перестроить иерусалимский водопровод, чтобы экономить питьевую воду! Я знал, как наладить и развивать торговлю между городами Израиля и другими народами, как изменить систему налогов… В конце концов, если бы можно было продавать куда-нибудь в Аравию тысячи ритуальных тельцов, козлов и агнцев, вместо того чтобы приносить их в жертву в Храме… И раздать эти деньги нуждающимся! Лечить больных! Кормить бедных! И сделать так, чтобы хотя бы в Иерусалиме не осталось несчастных людей. Хотя бы один город сделать идеальным… Открыть дома-лечебницы и школы, где дети бедных будут учиться бесплатно. Запретить телесные наказания для рабов и отменить мучительные виды казней… Главное – найти новый язык общения с Римом. А в домах-лечебницах собрать ученых, которые будут ставить эксперименты в поисках новых лекарств…
Ученики не разделяли моего пыла. Симон активнее всех отговаривал меня от похода в Иерусалим. Андрей и Филипп поддакивали ему. Иуда молчал. Матфей многозначительно ухмылялся и что-то записывал, как всегда, и я понимал, что этот его труд – лишь искусственный мир, очень далекий от правды, хотя героем там являюсь я. Магдалина и еще три женщины, бывшие к тому времени с нами, не принимали участия в обсуждении планов. Одна из них, совсем юная египтянка Никтимена, плохо говорила по-еврейски, но была очень красива. Она пришла из Египта с отцом, у которого были торговые дела в Палестине. Они должны были вернуться домой, но отец внезапно умер от какой-то болезни, и Никтимена, не имея возможности попасть в родной город, прислуживала на постоялом дворе, хозяин которого, старый еврей, ее растлил. Она сбежала от него, прибилась к нам. Признаюсь, она была очаровательна: изящная, как тростинка, с шелковой темной кожей и вполне взрослыми упругими грудями. Из ее больших темных глаз на тебя смотрела сама царица звезд Нут