Кукла начала шевелиться, но это выглядело так, будто кто-то невидимый дергал за незримые нити, проверяя, работает ли нога, рука, поворачивается ли голова. Из горла глиняного Лазаря вырвался первый звук – что-то булькнуло, и немного серой жижи стекло по его красной щеке.
Заклинание действовало! Я вскрикнул от радости, ведь мне удалось оживить куклу с первого раза, но Иуда побледнел и попятился к выходу, а Матфей охнул и взялся за сердце. Меня это повеселило.
Но кукла пока еще была нема и подобна глиняной табличке, на которую предстояло нанести слова с помощью вибрации моего голоса. Требовалась тишина, чтобы кукла не запомнила случайные ненужные звуки. Я сказал Иуде и Матфею, чтобы они пошли в сад и сидели там тихо со всеми остальными.
Оставшись один, я произнес формулу «Ab ovo audi mei»[103], с которой следовало начать этот процесс, а затем стал медленно говорить, понизив голос:
– Я Лазарь… Это чудо… Истинно говорю вам!..
Кукла беззвучно шевелила губами, повторяя за мной. Это означало, что слова запечатлевались в структуре глины.
– Приветствую вас… Да будут дни ваши долгими и счастливыми… Окропите меня водой… Возлюбите Господа… Анафема, – диктовал я.
Когда я заканчивал произносить наиболее любимые мной цитаты из Торы, в комнату зашла Магдалина, села у моих ног и прошептала:
– Йесус, я хочу тебя.
– Уйди, бестия, не сейчас, – ответил я тихо, чтобы не услышал глиняный Лазарь. – Твоя похоть безмерна… Тише…
Состроив обиженную гримасу, Магдалина удалилась.
– Жаждущие, идите и всё берите без платы! – продолжал я, произнося замечательные слова пророка Исайи. – Идите и берите без серебра и платы вино и молоко!
А еще добавил угрозу, которую так полюбили все новоявленные пророки Израиля, даже самые бездарные:
– Внемлите! Падут стены Иерусалима!
Вдобавок к этому я научил его нескольким фразам, которые должны были укрепить мой авторитет: «Кто не верит Йесусу, лучше бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» и «Оставьте свое имущество, ибо первые станут последними, а последние первыми, как сказал Йесус Нацеретянин».
Я чувствовал себя отцом, который учит ребенка первым словам, поэтому добавил к скромному вокабуляриуму куклы: «Я люблю тебя, отец мой».
Наконец я повелительно сказал:
– Лазарь, встань и иди!
Он приподнялся и сел. Я накинул ему на голову капюшон. Напялил ему на ноги сандалии.
К этому моменту за воротами дома собралась огромная толпа из жителей Вифании, среди них я увидел раввинов и даже несколько солдат. Ситуация была опасной – меня могли обвинить в чем-нибудь. Следовало скорее выпускать куклу к народу.