. Буквы имени такого человека сами собой могут перескакивать с места на место, образовывая ненужные, а порой и опасные сочетания. Добродетель, как говорил учитель Сократ, зиждется на контроле над сладострастием.
Вскоре вернулся Иона и принес кувшин сикеры из лавки. На деньги, которые остались от тех, что я ему дал, он купил себе немного конфет из меда с протертыми ягодами. Он подсел к костру и начал что-то рассказывать, смеясь, его лицо в свете огня было особенно нежным и юным. Он сделал несколько глотков сикеры, сразу опьянел, сходил в амбар, нашел в своих вещах сердоликовые бусы, надел их, затем скинул хитон, оставшись только в повязке на бедрах, и стал танцевать с тимпаном. Белый шелк повязки светился на его смуглом теле, которое, казалось, было покрыто короткой нежной шерстью, сверкали его жемчужные зубы, кошачьими манерами он был подобен богине Баст, и мы залюбовались им. В такт его хищным движениям мы начали хлопать в ладоши и запели песню.
Во всей внутренней тьме, окружавшей Кафарнаум и озеро, и спящий Израиль, во всем утлом и непристойном мире он танцевал, как бог, только для нас – и это было прекрасно, Иона олицетворял цветущую мужскую красоту, какой она предстает в период преображения юноши в молодого мужчину.
Один Матфей не поддался его очарованию – он отошел к амбару, сел там у двери, зажег лампу, развел чернила и с деловитым видом принялся записывать что-то.
Иона прожил с нами еще неделю, а затем познакомился в городе с каким-то заезжим торговцем-эллином, немолодым, но состоятельным. Спустя час Иона отдался ему в городской терме. На следующий день, уводя караван из города, эллин забрал Иону с собой.
От козы и человека рождается фавн. От козла и женщины – сатир. От сатира и нимфы родился юноша Ампел, возлюбленный Диониса, ставший звездой в чертоге Цедек. Но мне всегда хотелось знать, кто в мире фантомов рождается от двух мужчин? В одном я уверен: два мужа в постели – это лучше, чем мул и осел, запряженные в одну телегу. Мул и осел никогда не смогут идти рядом, а мужчины при желании всегда найдут общий язык.
Иногда мне кажется, что Иона танцует на берегу озера до сих пор, хотя все мы, глазевшие на него тогда, давно превратились в мумии. Камни поют под его ногами, стираясь в песок, местные рыбаки бесконечно чинят свои сети, девочки превращаются в желчных старух, матери проклинают своих нерадивых сыновей, сотни раз отцветает гибискус, а Иона продолжает танцевать; днем его гибкое тело кажется темным, во тьме оно источает свет, а если лунной ночью бросить ему под ноги горсть зерен финикийского яблока