Лапотки пришлись точно впору.
Вот только синий глаз был печальным и в покрасневших припухших веках: плакала.
«Чего-то не хватает», — задумался он серьезно. Спросил строго: «Сама поешь? До дна? Справишься?»
Она закивала — да, да, справится.
****
В теплом песке у ручья Илья насобирал сухих ракушек — перламутровых изнутри, темных снаружи. Выбирал потолще и поплотнее. Долго обтачивал, придавал им форму звездочек и кружков. Как ни старался, все получалось немножко кривым, как будто смотришь сквозь воду. Может, так даже лучше, решил он и сделал из оставшихся кусочков еще и кривых рыбок. Потом проделал дырочки и все это соединил колечками из кольчуги. Гнул их пальцами, ему это было несложно, чтоб все ровно лежало. Получилось монисто не монисто, бусы не бусы, но красиво. Илья даже сам заулыбался своей поделке.
А Алена так просто обмерла. Даже поверить не могла, не торопилась надеть, разглядывала завороженно, как ребенок, водила пальчиком по звездочкам и рыбкам. «Да ты примерь, — не утерпел Илья, которому страсть как хотелось взглянуть, какой она будет в ожерелье. — А то что это — рубаха на девке, запона синяя, все как полагается, а бус нет».
Алена поспешно надела бусы и взглянула на него. И что-то, верно, увидела: рассиялась, засветилась, трогая вздрагивающими пальчиками монисто. Крутанулась легко, звонко, раскинув руки.
И тут же вспомнила, остановилась, опустила голову. Илья и налюбоваться не успел.
«Надо тебе еще подвески сделать, — сказал он деловито. — Вот только придумаю, из чего. Прогуляюсь, посмотрю».
Он остановился, как будто дыхания не хватило, и осторожно спросил: «А ты не хочешь пройтись немного — со мной?»
Сервлий был философом, но не был еретиком. Он был ортодоксальным христианином византийского обряда. И борьбу императора с философами-еретиками вполне поддерживал и одобрял, хотя бы потому, что знал о них больше императора. Он был философом-ортодоксом, изучавшим ереси. Он изучал их пристрастно и глубоко, не стесняясь проникать в среду тех, чьи учения, обряды и действия изучал, прикидываясь среди них своим. И не будет преувеличением сказать, что зачастую именно благодаря деятельности Сервлия император Алексей вовремя узнавал об опасностях и порочности того или иного религиозного движения, которых в ту пору в Византии было великое множество.
Иначе говоря, он был шпионом и охотником на еретиков.
В последние годы Сервлий ходил в учениках некого Иоанна Итала, возглавившего после пострижения знаменитейшего Пселла все преподавание философии в Константинополе. Итал, считавшийся диалектиком, узкому кругу своих приближенных учеников преподавал вещи, сказать о которых «язычество» — значило бы ничего не сказать.