— Представьте, Ваня, я задала тот же вопрос. Врач на это ответил, что мы недооцениваем голоса совести.
Евстафий Селиверстович принес чай и любимое Варей песочное печенье.
— Спасибо. Замечательный чай.
— Голос совести, — тихо, словно про себя повторил Каляев, но все его услышали в наступившей вдруг тишине.
— Самый громкий из голосов безгласной России, — вздохнул Василий Иванович.
— Мы простились сегодня с Феничкой, — сказал Роман Трифонович. — Завтра, послезавтра, на девятый день, наконец, станет легче, все знают это по личному опыту. Может… Может быть, сказать Надюше о сегодняшних похоронах?
— А не слишком ли это жестоко? — усомнился Викентий Корнелиевич.
— Жестоко, не спорю. Однако от этой жестокости может начаться отсчет девяти дней. И придет окончательное прощание.
— А если ей нужно прощение, а не прощание? — спросил Василий Иванович. — Представляете, что тогда будет?
— А кто способен дать прощение? — решился сказать свое слово генерал. — Горничной нет в живых, тогда — кто? Ее родители? Господь Бог? Какой высший судия?
Все промолчали.
— Не знаю, — сказала наконец Варя, и всем было ясно, что она отвечает не на патетические вопросы брата, а на неожиданное предложение Романа Трифоновича. — Авраамий Ильич обещал прийти послезавтра. Я спрошу у него.
— Спроси, Варенька, спроси. Клин клином вышибают.
— Возможно, что ты прав, Роман. Вполне возможно, — Варя встала. — Прошу извинить, господа.
И вышла. Все молчали.
— Что-то Николая нет сегодня, — вздохнул Хомяков.
— Служба! — со значением произнес Федор Иванович.
И неожиданно не к месту улыбнулся.
3
За сутки до этой неуместной генеральской улыбки капитан Николай Олексин был неожиданно востребован к командиру полка.
— Полку приказано выставить почетный полуэскадрон для встречи в Сергиевом Посаде Их Императорских Величеств. По повелению свыше полуэскадроном будете командовать вы, Олексин.
— По повелению свыше, господин полковник? — искренне удивился капитан.
— Именно-с. — Для гарнизонного полка это была высокая честь, но командира она почему-то не радовала. — Людей и лошадей отберете сами, как те, так и другие должны быть рослыми и выглядеть браво. Амуницию и все прочее начистить, чтоб глаза слезились.
— Будет исполнено, господин полковник.
— Да, уж постарайтесь. — Командир полка помолчал, барабаня пальцами по канцелярскому столу. — Вас когда-нибудь представляли государю?
— Такой чести удостоен не был.
— Значит, в Сергиевом Посаде представят, — буркнул полковник: ему смертельно не хотелось гонять усталых от бесконечных почетных построений солдат. — Если в грязь лицом не ударите.