— Что для народа — утрата, для властей всегда только трата, — невесело усмехнулся Роман Трифонович. — О, великий и могучий русский язык!
— Государь не был сегодня на кладбище? — спросил Немирович-Данченко.
— Сегодня согласно высочайше утвержденному расписанию — церковный парад. Почему вы спрашиваете, был ли государь на кладбище? Никакого кладбища в расписании нет.
Федор Иванович уже начал нервничать и заметно злиться. Василий Иванович пожал плечами.
— Я — корреспондент. Мне статью писать.
— Прощения прошу, нервы. — Генерал вздохнул. — Встретили, как постороннего врага.
— Слава Богу, хоть не внутреннего, — усмехнулся Хомяков.
— Да будет тебе, право. Ну, сам посуди, как я был занят. Сегодня — церковный парад. Вечером — бал московского дворянства. Завтра, в среду, — день кончины государыни императрицы Марии Александровны, в связи с чем Их Величества отъедут в Сергиеву Лавру. А послезавтра — большой бал в Александровском зале Кремлевского дворца. Ты только представь объем моей ответственности.
— И впрямь кладбище никуда не влезает, — серьезно сказал Роман Трифонович. — Вот ведь какая оказия.
— …из-за чего я, собственно, и зашел. — Федор Иванович решительно проигнорировал хомяковское замечание. — Я принес три пригласительных билета на бал в Александровском зале. Но, кажется, не ко времени. Надежда очень напугана?
— Напугана? — спросила Варвара, появившись в дверях. — Что ты, братец. Она произнесла сегодня целых три слова.
— Что она сказала? — живо откликнулся Хомяков.
— Все то же. «Я устала, устала, устала.» — Варя села к столу. — Я, признаться, тоже устала. Счастье, что вернулась Грапа.
— Что прикажете? — спросил Зализо. — Бульон, суп-кресси…
— Только чаю. Есть «Черный лянсин»? Покрепче, Евстафий Селиверстович.
— Сам заварю, — сказал дворецкий и вышел.
— Я утром заезжал к психиатру, — тихо сказал Викентий Корнелиевич.
— Вы имеете в виду Авраамия Ильича? Спасибо, Викентий Корнелиевич, он был сегодня. Смотрел Наденьку, провел консультацию с врачами, поговорил со мной.
— Каков его вывод?
— Неутешителен. Считает, что Надя все еще ощущает себя на Ходынском поле. Фиксация ужаса, сказал он. Однако надеется, что Надя перейдет в состояние депрессии, с которой, по его словам, бороться проще.
— С депрессией бороться проще, он сказал?
— Да, друг мой. Сегодняшнее ее состояние Авраамий Ильич назвал состоянием активного самотерзания. Он считает, что Наденька винит себя в гибели Фенички. Может быть, даже подсознательно.
— Но как же так? — растерянно спросил Ваня. — Надежда Ивановна не может знать, что Феничка погибла. Никак не может знать.