— А мы завсегда на совесть, — Николка сверкнул зубами и куда-то умчался, захватив Наденькину туфлю.
— Сынок мой, — с гордостью пояснил артельщик. — К любой работе приспособность имеет. Что тебе, понимаешь, башмак починить, что по плотницкому делу, что по малярному…
— Дорогу! Дорогу!
— Гляньте-ка! — вдруг воскликнула Феничка. — Чудо какое везут-то!..
Мимо них по Тверской медленно и несколько торжественно проезжала огромная грузовая платформа, запряженная парой мохнатых битюгов. На платформе лежала неправдоподобно большая белужья голова, на сцепленной с нею второй такой же платформе размещалось гигантское, покрытое слизью черное тело, а на третьей — и сам хвост, возвышающийся, будто кусок недостроенного обелиска. Впереди ехал верховой, выкрикивая:
— Посторонись, православные! Посторонись!..
А вокруг бежали мальчишки с восторженными криками, спешили взрослые с гомоном и смехом.
— Чудо-юдо, рыба-кит… — сказал Ваня Каляев.
— Белугу везут, — удивленно заметил артельщик. — К царскому столу, поди. Живую вроде.
— Без воды? — усомнилась Надя.
— Снулую везут-то. Водкой опоили, чуете, барышня?
Вокруг огромной рыбины витал не только речной, но и впрямь водочный запах.
— Ей под зебры тины напихали и водкой поливают, — пояснил артельщик. — К царскому столу, никак не иначе…
— Вот так встреча! Надежда Ивановна, вы ли это?
Перед Надей остановился сопровождавший обоз коренастый мужчина в распахнутом макфарлане, из-под которого выглядывал клетчатый американский пиджак со значком корреспондента на лацкане.
— Василий Иванович?
— Он самый, — улыбнулся в бородку Немирович-Данченко. — Рыбкой заинтересовался. Точнее, не столько чудом этим волжским, сколько реакцией москвичей, непосредственных как дети. И, как дети, прямо упивающихся сенсациями!
— А куда ее везут?
— В Петровский дворец. Прямиком из баржи на Москве-реке.
— А что, господин хороший, в нетрезвом виде, верно? — спросил артельщик.
— Да уж водки не жалеют! — Василий Иванович наклонился, спросил обеспокоенно: — Что случилось, Надежда Ивановна? Почему здесь сидите?
— Каблук сломала, — вздохнула Наденька. — Надо же такое невезенье. Это — наш друг Иван Платонович Каляев.
— Ваня, — скромно уточнил Каляев, с поклоном пожимая протянутую руку.
— И моя верная Феничка.
— Наслышан, рад познакомиться, — улыбнулся Василий Иванович. — Ну и коса у тебя, Феничка! Можно потрогать?
— Трогайте, если желательно, — чуть зарумянившись, согласилась Феничка.
— Коса — девичья краса, — сказал Немирович-Данченко, осторожно взвесив на руке Феничкину косу.
— Готово, барышня! — Откуда-то появился сияющий Николка с туфелькой в руке. — Извольте примерить.