И Бовизаж протянул делегатам раскрытую табакерку.
— Ну а теперь пойдемте прихлопнем нашего молодчика,— сказал Делурмель, носивший длинные усы и свирепо вращавший глазами.— Я сегодня не прочь позавтракать потрохами аристократа и запить их стаканом белого вина.
Бовизаж предложил делегатам отправиться на площадь Дофина, в лавку его товарища Дюпона-старшего, который, по всей вероятности, знает дез Илетта.
Они шли в сопровождении четырех секционных гренадеров, дыша прохладным воздухом.
— Видели вы «Королей на Страшном суде»? — спросил спутников Делурмель.— Пьесу стоит посмотреть. Автор выводит в ней королей Европы, укрывшихся на необитаемом острове, у подножья вулкана, который в конце концов поглощает их. Произведение патриотическое.
Делурмель указал на углу улицы Арле на тележку, блестевшую, точно внутренность часовни; ее толкала старуха в клеенчатой шляпе, надетой поверх чепца.
— Чем она торгует? — спросил он.
Старуха сама ответила:
— Вот, взгляните, господа. Выбор у меня большой: четки всех сортов, нательные кресты, образки святого Антония, плащаницы, платки святой Вероники, Ecce homo, Agnus Dei, охотничьи рога и кольца святого Губерта и всякие предметы для благочестивых людей.
— Да ведь это настоящий арсенал фанатизма! — возмутился Делурмель.
Он решил обстоятельно допросить старуху, но та на все его вопросы отвечала одной и той же фразой:
— Сынок, вот уж сорок лет, как я торгую этим товаром.
Один из делегатов Комитета общественной безопасности, увидав проходившего мимо солдата, приказал ему, к удивлению старухи, отвести ее в Консьержери.
Гражданин Бовизаж заметил Делурмелю, что, собственно говоря, арестовать торговку и отправить ее в секцию должен был бы Наблюдательный комитет и что вообще никто не знает, какой политики следует придерживаться относительно бывшего культа, чтобы действовать согласно видам правительства: надлежит ли все разрешать или же все запрещать.
Подходя к мастерской столяра, делегаты и комиссар услыхали яростные крики, скрип пилы и громкое шуршанье рубанка. Это ссорились столяр Дюпон-старший и его сосед, консьерж Ремакль. Причиной ссоры была гражданка Ремакль, которую неодолимая сила постоянно влекла в столярную мастерскую, откуда она возвращалась домой вся в стружках и опилках. Оскорбленный консьерж толкнул ногою собаку столяра как раз в ту минуту, когда его дочь Жозефина нежно обнимала Мутона. Возмущенная Жозефина накинулась с проклятиями на отца, а столяр вне себя от гнева заорал:
— Негодяй! Не смей бить мою собаку!
— А ты,— ответил Ремакль, замахиваясь на него метлой,— не смей…