– Клэй говорит, раз в центре внимания у меня семья, я должна больше показывать собственную.
Целую вечность я стою рядом с ней в Мус-холле, повторяю: «Я так горжусь своей мамой. Пожалуйста, голосуйте за нее!», а она пожимает одну руку за другой.
Во время первой маминой кампании я искренне получала удовольствие. Столько посторонних людей знают меня и рады встрече. Сегодняшнее мероприятие кажется сюром. Я вслушиваюсь в мамины слова и пытаюсь понять, что изменилось. Новые жесты делают ее куда увереннее – она рубит воздух ладонью, разводит руками, касается сердца, – но дело не только в этом. В прошлый раз мама говорила в основном о местных проблемах – и куда осторожнее! Сейчас она упоминает и о расходах федерального бюджета, и о численности правительства, и о несправедливом налогообложении богатых, которые создают рабочие места…
– Ты не улыбаешься, – отмечает Клэй Такер, подбираясь ко мне. – Я решил, что ты проголодалась. Здесь неплохой фуршет. Я постою здесь, пока ты перекусываешь. – Он вручает мне тарелку с креветочным коктейлем и фаршированными моллюсками.
– Мы здесь надолго? – спрашиваю я, макая креветку в соус.
– До последнего рукопожатия, Саманта, когда бы оно ни случилось. Посмотри на Грейс! – Клэй показывает на маму зубочисткой. – Никто не в курсе, что она стоит так два часа, что ей жмут туфли или нужно в туалет. Твоя мама – профессионал.
Мама впрямь сама свежесть и невозмутимость. Вот она наклоняется к старику, будто его слова важнее всего на свете. Прежде я не замечала, как ловко она изображает сильную женщину, а сейчас вижу.
– Будешь гребешок? – спрашивает Клэй и, не дождавшись ответа, цепляет его зубочисткой.
Много позднее я лежу у себя в комнате и смотрю в потолок. На мне ночнушка, которую я ношу с восьми лет. Раньше она была романтически-длинной, а сейчас обтягивает бедра.
Мама наконец призналась, что сильно устала и легла спать у себя в спальне. Я впервые гадаю, ночует ли там Клэй. Об этом я могу никогда не узнать, ведь мамины комнаты в другом крыле дома, с отдельным выходом во двор. Ух, лучше не думать об этом.
В окно стучат. Я оглядываюсь и вижу ладонь, прижатую к стеклу. Джейс! Видеть его все равно что вдохнуть полной грудью, после того как мучился от удушья. Я подхожу ближе, прикладываю ладонь к стеклу и открываю окно.
– Привет, можно войти?
Заходит он грациозно – корпус ловко изгибается, словно Джейс влезал в окна тысячу раз.
Он обводит взглядом мою комнату и улыбается.
– Сэм, тут такой порядок, что я не удержусь.
Джейс снимает одну кроссовку, швыряет к письменному столу, потом снимает другую и швыряет к двери. Один его носок летит мне на комод, другой – в книжный шкаф.