– Что это с Тимом? – спрашиваю я, переворачиваю Джейсу руку и указательным пальцем «обвожу» ему вены.
– Папа поставил условие – он возьмет Тима на работу, если тот проведет девяносто встреч за девяносто дней, – объясняет Джейс. – Говорит, именно так бросают пить. Я чувствовал, что он так скажет. – И Джейс нежно целует меня в ключицу.
– Девяносто встреч с ним?
– Девяносто встреч Общества анонимных алкоголиков. Тим Мейсон не первый оступился. В молодости мой папа и по вечеринкам ходил, и напивался от души. Я ни разу не видел его пьяным, но истории слышал. Вот и предчувствовал, что он легко раскусит Тима.
Я подношу палец к губам Джейса и очерчиваю нижнюю.
– А если Тим не справится? Если напортачит? – Я улыбаюсь.
– Шанс должен быть у каждого, верно? – спрашивает Джейс, запускает руки мне под футболку и кладет ладони мне на спину.
– Джейс… – Это мой голос? Мой стон?
– Эй вы, идите в дом! – советует кто-то. К нам шагает Элис, за ней Брэд.
Джейс отступает от меня и ерошит себе волосы. Так ему даже лучше.
Элис качает головой и проходит мимо.
В День независимости наш дом гудит.
Нужно помнить: для Стоуни-Бэй четвертое июля еще и день города. В начале Войны за независимость англичане сожгли корабли в нашем порту, желая как можно быстрее добраться до города поважнее. Так что Стоуни-Бэй внес неоценимый вклад в победу. Парад начинается на кладбище за ратушей, люди поднимаются по холму к старой баптистской церкви, где ветераны возлагают венок к могиле неизвестного солдата, затем спускаются к обсаженной деревьями Мейн-стрит, мимо домов, по традиции выкрашенных в белый, желтый и темно-красный, аккуратных, как баночки акварели в наборе. Оркестры местных школ играют патриотические песни. С тех пор как мама стала сенатором, она выступает с речью в начале и в конце праздника. Лучший ученик средней школы читает Преамбулу к Конституции США, а другой звездный ученик – доклад о свободе и поиске справедливости.
В этом году звездный ученик – это Нэн.
– Поверить не могу! – снова и снова повторяет подружка. – А ты? В прошлом году Дэниэл, теперь я. А ведь я даже не считала «Четыре свободы» лучшим своим докладом. Эссе о бунте Гекльберри Финна и Холдена Колфилда против жизни мне нравилось куда больше.
– Но для Дня независимости оно подходит не слишком, – замечаю я. Если честно, то я тоже удивлена. Литературное творчество Нэн ненавидит. Зубрить ей всегда нравилось больше, чем рассуждать. Впрочем, сегодня это не единственная странность.
Мы в гостиной – мама, Клэй, Нэн и я. Нэн репетирует свою речь перед мамой, а Клэй пересматривает традиционную для Дня независимости программу, стараясь «в этом году добавить немного красок и соку».