И снова он обманул ожидания. Вместо того чтобы умолять или принять уготовленную участь, он ощерился, выматерился и отвернулся. Она смотрела, потрясенная собственной решимостью, как он достал тонкую белую карточку из заднего кармана и со злостью пропихнул в щель ридера у металлической двери. Огонек стал зеленым. Раздался короткий резкий электронный гудок, и Рэг схватился за дверную ручку, готовый потянуть на себя. Луиза его остановила.
– Я с тобой, – сказала она. – Не закрывай дверь. Если что-нибудь выкинешь…
– Ага, – бросил Рэг в полуобороте. Его глаза остекленели от гнева. – Плавали, знаем.
Он исчез внутри. Луиза последовала за ним.
Они похоронили Маму в каменистой земле на вершине горы Худ. Оттуда, где они стояли, открывался вид на широкий темный корпус фабричного сооружения на горизонте. Земля между заводом и горой казалась больной, зараженной, отравленной. Оттенок почвы словно говорил, что она питалась кровью тех, кто пытался ее возделывать. Границы давно оставленных под паром полей обозначались зарослями сорняков. Там и тут торчали, унылые и безжизненные, мелкие группки деревьев, терзаемые штормовым ветром и болезнью корней, понуро свесив слабые и пустые ветки. Гору срезали шахтеры; восточный склон казался странно плоским, по чти гладким, по его шкуре все еще сбегали вены кровавика, укрепляя впечатление, что напополам разрезали что-то живое. Встречающиеся залежи сланца и песчаника придавали склону лепрозный оттенок.
У подножия горы стояла хижина Кралла, из трубы которой поднимался дым. С трех сторон ее окружала редкая сосновая роща. Седому Папе это казалось слабой защитой от вторжения, зато гора позади может сократить варианты для нападения. Если они будут сохранять бдительность и держать глаза раскрытыми, семья выживет. Они будут наготове.
Хотя погода стояла теплая, ветер приносил холод, а с ним – запах дождя. Седому Папе это казалось уместным – Мама любила дождь, его колыбельная всегда укачивала ее.
Мягким движением он снял шляпу и склонил голову. Мальчики встали по бокам, тоже в почтительных позах. Иеремия Кралл стоял напротив, у изножья могилы, глядя на нее так, словно это бурый пруд, из которого в любой миг вынырнет его сестра. Увиденный ужас изменил его, хотя насколько, Папа не успел понять. Он все еще казался вырезанным из камня – глаза ледяные, настроение враждебное, – но что-то в нем сдвинулось. Он казался ходячим полем боя, на котором бушевали войны эмоций за то, кто будет главенствовать над ландшафтом. С самого перерождения Люка он почти ничего не говорил.