Луиза кивнула и пригладила подушки. Она чувствовала себя беспомощной, словно жизнь дала ей шанс наконец поступить правильно, а она не знала, что делать. Знала только, что не может позволить подростку осуществить задуманное. Если он прав, почти наверняка напросится на неприятности, если не хуже. Жить с виной после того, как она его бросила, тяжело – каково будет жить, зная, что она подтолкнула его к смерти? Но что тут придумать?
– Принесу тебе оделяло. Сейчас.
Он кивнул и опустил глаза.
Он не останется потому, что она просит, это Луиза понимала. Он ей ничем не обязан, особенно после того, как она с ним поступила. Но какая альтернатива? Можно предупредить полицию, передать, что ей сообщил мальчик. Но тогда они захотят с ним встретиться, поговорить, узнать, что знает он. Заберут его, будут решать, что делать с ним дальше. Привлекут суды, социальные службы. Конечно, он совершеннолетний, но его отсталое развитие станет козырем, с помощью которого суды не дадут Луизе опекунство. А если и нет, ей припомнят нестабильное прошлое и ненадежное настоящее. Ни работы, ни перспектив, никакой возможности растить ребенка.
Так что нет, полиция исключается.
Отвезти его к девушке?
И чего она добьется? Питать его, вполне вероятно, ошибочные фантазии о мщении – значит напроситься на катастрофу. И кто знает, как отреагирует на его посещение девушка – отрицательно, а то и со скандалом? Если она смогла воссоздать для себя хоть какое-то подобие нормальной жизни после инцидента, сотворить новый мир из отрицания и необходимости, – разве визит Пита не разрушит ее воздушные замки?
Она вошла в спальню. Уэйн уже спал – или притворялся, что спит, как когда не хотел разговаривать. Он лежал на спине, закинув руку на лицо и слегка приоткрыв рот. Она тихо собрала толстое шерстяное одеяло с пола у изножья кровати и вернулась в гостиную.
– Я их видал, – сказал Пит, не успела она прикрыть за собой дверь спальни.
– Что?
– Тех, кто это сделал. Я их видал, тока подумал, что мне приснилось.
Она подошла к нему и села на край кресла, положив руку ему на плечи и одеяло себе на колени.
– Там был высоченный дядька, – сказал он. – Злющий такой. И еще мальчишка, стока ж лет, скока мне тогда. Они приходили к нам, в комнату бати. Злющий говорил отцу, чтобы тот, мол, не лез не в свое дело. И с ножом стоял. Как от газонокосилки, по-мойму. Я всегда думал, что мне померещилось, но батя перед смертью был такой… я знал, что уже видал его таким, но когда – хоть убей, не помнил. И тут дошло. Он боялся этих людей, а я никогда не видал, чтоб он кого-то боялся.