– Девушки шестнадцати, восемнадцати и двадцати двух лет, – уточнил отец Эмиль. – Эта – первая, самая юная.
Но Маркус все не мог понять, как она умерла. Наклонился ниже: где-то ведь есть рана или перелом. Что-то поразило его, но дождь погасил свечу.
Не может быть, ужаснулся он. Протянул руку за другим фонарем. И тогда увидел и отпрянул от ямы, повалившись на спину.
Так он и лежал в грязи, не имея сил подняться, совершенно ошеломленный.
Отец Эмиль подтвердил:
– Голова отрезана начисто, так же – руки и ноги. Только туловище не тронуто. Части тела были разбросаны неподалеку, одежда девушки порвана в клочья.
Маркусу было трудно дышать, а дождь все лил и лил, мешая сосредоточиться. Он уже видел подобный труп.
«Hic est diabolus».
Молодая монахиня в садах Ватикана, точно так же расчлененная.
«Дьявол здесь», – подумал он. Человек с серой сумкой, тот самый, что изображен на фотограмме, снятой с камеры видеонаблюдения; тот, за которым он безуспешно охотился, был в Кивули за семнадцать лет до преступления в Ватикане, со времени которого тоже уже прошло три года.
– Корнелиус Ван Бурен, – вспомнил Маркус имя голландского миссионера, который, скорее всего, и совершил все эти убийства. И спросил у отца Эмиля: – Остался в деревне кто-нибудь, хорошо его знавший?
– Прошло много времени, а люди в таких местах подолгу не живут. – Но он кое-что вспомнил. – Есть, правда, старуха. Одна из убитых девушек приходилась ей внучкой.
– Я должен с ней поговорить.
Отец Эмиль воззрился на него в растерянности:
– А как же вертолет?
– Рискнем: отведи меня к ней.
Они вернулись к церкви, отец Эмиль вошел первым. Внутри, вдоль стен, лежали больные холерой. Родные, бежав из деревни, бросили их, и теперь за ними присматривали старики. Большое деревянное распятие возвышалось над всеми, будто Господь взирал на своих детей с алтаря, уставленного свечами.
Старики пели и за себя, и за болящих. Песнь была полна сладости и грусти, казалось, все они смирились со своей судьбой.
Отец Эмиль отправился на поиски женщины и нашел ее в глубине нефа. Она ухаживала за каким-то мальчиком: смачивала ему лоб, чтобы сбить температуру. Миссионер жестом подозвал Маркуса. Оба присели рядом на корточки. Отец Эмиль что-то сказал женщине на их языке. Она перевела взгляд на чужестранца, изучая его огромными, ясными-ясными карими глазами.
– Она будет говорить с тобой, – объявил отец Эмиль. – Что я должен у нее спросить?
– Помнит ли она что-нибудь о Ван Бурене.
Миссионер перевел. Женщина на минуту задумалась, а потом решительно заговорила. Маркус ждал, пока она закончит, надеясь, что в словах ее заключается что-то важное.