Я просыпаюсь, открываю глаза, а женщина продолжает смотреть.
(Из рассказа Юрия Холодова «Бежевая ткань»)
★ ★ ★
Из воспоминаний Гельмута Лаубе. Запись от 1 марта 1967 года, Восточный Берлин
Прекратив общение с отцом, я с головой окунулся в работу.
В Россию. В Россию!
Я думал, что это будет вершиной моей карьеры. Вот тут-то я покажу! Вот тут-то я развернусь!
О задании отправиться в СССР Отто Лампрехт сообщил мне в декабре 1939-го, после долгого периода наводящих вопросов и тонких намеков. Это не стало сюрпризом: я втайне ожидал наконец-то услышать подтверждение тому, о чем уже давно догадывался.
Мне пришлось обновить знание русского языка. За все годы, проведенные в Германии, я, разумеется, многое забыл, да и акцент мой изменился до неузнаваемости. Над этим пришлось сильно поработать. Особенно весело было заново учить русские ругательства. За одно только это я был готов всей душой полюбить Россию.
Настораживало только одно: руководство не обозначало никаких сроков окончания операции. Слухи о возможной войне с Советами ходили уже давно, но никаких дат, даже приблизительных, никто не называл. Сама подготовка к внедрению длилась более полугода.
Работа была проделана титаническая. Мы перебрали уйму вариантов и остановились на наиболее логичном: отправиться в Тегеран и обратиться в советское посольство под именем журналиста Олега Сафонова, у которого некие хулиганы в темной подворотне отобрали деньги и документы. Тому поспособствовали усилия наших товарищей из германского консульства в Москве: они умудрились сделать так, что по документам я действительно существовал в советской системе еще задолго до внедрения! Мы знали, что контрразведка вероятного противника не дремлет и будет тщательно проверять все бумажки: вот, получите, распишитесь.
Мне пришлось изучить свою новую биографию, которая, в общем-то, не сильно отличалась от настоящей. Да, родился в Оренбурге, переехал в Петроград, застал там революцию, потом переехал в Москву, писал под псевдонимом для журнала «Красная Новь». Наверное, точно так же я мог жить, если бы отец не решил перебраться в Берлин.
Я никогда не испытывал такого подъема и такого воодушевления, как в эти полгода перед внедрением. Было ли вместе с тем страшно? Да.
Мне пришлось перечитать ворох советской прессы, чтобы научиться писать в таком же стиле по-русски. В качестве тренировки я даже написал несколько статей о соцсоревнованиях в Подмосковье и о каких-то совершенно непонятных колхозах. Получалось неплохо.
К маю 1940 года я уже чувствовал себя почти русским. Это было удивительное ощущение. К Испании я почти не готовился, поскольку мне не надо было никуда внедряться, а для Польши мне не нужно было хорошо говорить на местном языке — по легенде я родился и вырос в Германии. Готовясь к работе в России, я впервые в жизни целиком облачился в шкуру другого человека.