Но все вышло иначе. На улице — был все еще пасмурный день, значит, поспал он совсем немного, понял Гельмут — его ждал грузовик, в кузове которого сидели четверо. Уже в другой форме, не милицейской. В защитных гимнастерках с красными петлицами и в васильковых фуражках. С винтовками.
Возле кузова стоял мужчина в синей фуражке с петлицами старшего лейтенанта.
— Товарищ старший лейтенант, задержанный для транспортировки доставлен! — отчитался конвоир.
Старший лейтенант взглянул на Гельмута и сказал без улыбки, но с легкой усмешкой в голосе:
— Что, хотел в Брянск? Сейчас поедешь в Брянск. Будешь сидеть там, пока не организуют поезд в Москву. А значит, будешь сидеть, сколько надо.
Его посадили в кузов, к четверым с винтовками. Те сели по краям — молча, не спуская с него глаз. Затарахтел мотор.
Дорога от Калиновой Ямы до Брянска заняла четыре часа. Всю дорогу конвоиры молчали. Прибыли они уже к полуночи. В местном отделе НКВД Гельмута приняли уже другие люди в синих фуражках. Отправили в спец-приемник, похожий на ту камеру, где он уснул несколькими часами ранее. Но спать больше не хотелось.
Разорвать рубашку и связать из нее петлю не получилось: за ним почти постоянно смотрели в дверное окошко. Он уснул только в середине ночи и опять не видел снов.
Кормили три раза в день отвратительной холодной кашей, стаканом кипятка и куском хлеба.
Рано утром 22 июня его разбудили.
— Поднимайся, — прозвучал строгий голос над ухом. — В Москву поедешь.
★ ★ ★
Брянск, 22 июня 1941 года, 11:55
Утром 22 июня на железнодорожном вокзале Брянска было жарко и малолюдно. Гельмута сопровождали те же четверо и старший лейтенант. Его отвели прямо на платформу, садиться на скамейку не позволяли.
— Целый спецпоезд тебе выделили, — сказал старший лейтенант, когда они дошли до платформы. — Поедешь как царь. Через сорок минут прибудет.
Вокзальные часы показывали без пяти полдень.
Немногочисленные пассажиры, ожидавшие своих поездов, поглядывали на Гельмута и окружающих его красноармейцев с любопытством. Некоторые подходили и интересовались, «кого поймали», но конвоирам было приказано молчать. Особенно дотошным был толстый мужичок в белой рубашке, вокруг него постоянно бегали двое ребят и показывали на Гельмута пальцами, смеясь. Старший лейтенант отмахивался и иногда ругался.
— Государственное дело, — отвечал он. — Поймали, а кого — неважно. Может, вредителя, а может, шпиона… Работу свою делаем, дядя.
— Немца, что ли? — не унимался «дядя». — Война, говорят…
— Я тебе тоже сейчас скажу чего, только пусть дети уши закроют.