Ага, вот это ей и нужно. Значит, можно продолжать.
— О Фицпатрике.
— Первый раз о нем слышу.
— С вами не беседовал никто из других докторов?
— Только один, тощий и длинный, который считает, что он господь бог.
— Это и есть Фицпатрик, — кисло сказала Эвелин.
— Но ведь вы сказали, что мой врач — вы. Не знаю даже, почему мне пришлось иметь с ним дело. Труп ходячий, честное слово.
Она не стала комментировать это сравнение, хотя ей и было понятно, откуда оно у Гарзы.
— Скажите, а доктор Фицпатрик или кто-то еще случайно не упоминал Хьюго? Не пытался привлечь к нему ваше внимание? Настроить вас против него?
Гарза прислонился к перегородке.
— Вы хотите сказать, что не доверяете собственным сотрудникам?
— Я хочу сказать, что они могли ненароком, не отдавая себе в этом отчета, создать для вас потенциальную жертву. Должна же быть какая-то причина, по которой вы напали именно на Хьюго, а не на кого-то еще.
— Я же сказал, что я пырнул его из-за вас, — с этими словами Гарза, похабно постанывая, поцеловал перегородку, как будто целовал Эвелин, и даже потерся о перегородку пахом. — Любой, кто тронет вас даже пальцем — мертвец, — прошептал он, отходя назад.
На перегородке осталась его слюна. Эвелин снова делалась муторно.
— Вы — животное.
— Это точно, — согласился он. — Вы еще будете умолять тюремщиков Колорадо, чтобы они взяли меня назад.
Если честно, она уже пожалела о том, что привезла его сюда. Хуже этого типа только сам сатана.
— Надзиратель, выведите меня отсюда! — рявкнул Гарза и гулко стукнул наручниками по перегородке.
Второго приглашения Кушу не понадобилось. Войдя, он вопрошающе посмотрел на Эвелин. Та кивнула.
Все было не так жутко и страшно, как можно подумать. Я отлично повеселился. Убить кого-то — это довольно забавно.
Альберт ДеСальво, Бостонский Душитель
Хьюго Эвански не умер на операционном столе. Заточенная ручка Энтони Гарзы, застрявшая в его грудине, задела аорту и, как и предположил доктор Бернстайн, вызвала перикардиальную тампонаду. Как сердце Хьюго выдержало под таким давлением — этого никто не мог сказать. Но после пятичасовой операции состояние пациента оценили как «стабильное». Если только ничего не случится, он будет жить и через несколько недель вернется в Ганноверский дом.
Эвелин получила эту информацию ближе к вечеру. У нее тотчас отлегло от души. Впрочем, это вовсе не значило, что все ее проблемы были решены. Наоборот, сейчас, когда было уже поздно и она осталась наедине со своими мыслями, они подобрались еще ближе. Но по крайней мере она задержалась на работе дольше остальных врачей. После того, что сделал Фицпатрик — заявился к Феррису и отметил ее просьбу о встрече с Энтони Гарзой, — ради защиты собственных интересов Эвелин стала приходить на работу раньше и уходить с нее позже.