– Если уж вы так против того, чтобы я покушал, – вызывающе начал Русский, – то, учитывая вашу извращенную логику, мне следует поступить как раз наоборот! Будем считать это нашим общим решением! – И голодный толстяк начал жадно поглощать «борщик». Опустошив тарелку, он мигом прикончил и порцию Брока. Сашенька с готовностью подала второе и обернулась к отцу:
– Вот видишь, папа, он вовсе не умер!.. – Девушка замерла с открытым ртом. Брок смертельно побледнел, волосы на его голове шевелились, а трясущийся палец указывал за спину дочери.
Саша оглянулась. Не будь она девушкой закаленной и мужественной, – плоть от плоти сыщика Брока – завизжала бы наверняка! Измаил Самуилович Русский, судя по всему, завершал свои бренные дела в этом мире. Толстое лицо его исказила гримаса адского ужаса, словно он глядел уже в котлы Преисподней. А может быть, таким причудливым образом оно отражало восторг от вида райских кущ. Щеки несчастного толстяка посерели и обвисли, глаза выкатились и стали белыми, как у снулой рыбы, язык в хлопьях пены вывалился на подбородок. Скрюченные пальцы впились в кожаные подлокотники кресла – да так, что обивка одного из них лопнула. Но самое страшное происходило с животом Измаила Самуиловича. Он то опадал, то раздувался, то начинал под натянутой до треска тканью кошмарный, завораживающий безумием танец. А еще – живот хрипел и булькал. Сашеньке показалось, что она слышит из поджировых глубин вопли ужаса и отчаяния. А еще ей почудились странные хрипы, напоминающие обратный отсчет: «…Три, два, один, пуск!»
Живот Русского прыгнул. Треснула ткань пиджака. Возле уха сыщика Брока свистнула долгожданная пуговица. Пискнуло двойное стекло оконного стеклопакета, возмущаясь сквозной дырой. Дрогнули стены. Измаил Самуилович Русский, раскинув руки и распластав голое пузо, лежал на полу. Глаза его были закрыты.
Первой к упавшему бросилась Саша.
– Папа, он еще дышит! Скорее звони!.. – Девушка отбросила с груди умирающего остатки рваных лохмотьев, сдернула с толстой шеи галстук. Она лихорадочно соображала, с чего следует начать: с искусственного дыхания рот-в-рот, или с массажа сердца. И то, и другое ей было внове. До сердца сквозь жировые прокладки было, пожалуй, не добраться. Искусственное дыхание делать не хотелось. Особенно рот-в-рот. Да и надо ли, раз человек дышит? Тут Сашенькин взгляд упал на обнаженный живот несчастного, безвольно съехавший набок, и девушка всё же не смогла удержать крик: – Мамочка, кровь!!! Папа, он ранен!
Чуть выше пупка Русского зияла черная дырочка. Из нее печально вытекала алая струйка.