Вспомнилось, как называли в будущем реку, что нам предстояло еще найти. Ее называли то ли Зала, то ли Драва и именно по ней мы, как я думаю, доплывем до Альп. Плыть через озеро к другому берегу я не рискнул. По моим прикидкам до него было километров восемь, может, десять. Свернул налево и правил вдоль берега, поглядывая, куда можно причалить.
Плыли часа два, солнце уже спряталось за лесом на другом берегу, но было еще светло. Вода в озере позеленела, и все чаще стали встречаться заросли камыша. Я правил совсем рядом с ними, надеясь обнаружить проход к берегу. Наконец, камыш закончился, и я увидел базальтовые скалы на берегу, а между ними удобный проход к лесу. Там мы и вытащили лодку на берег.
Утаре пошла за хворостом, а я стал выгружать наши вещи. Прошло где-то полчаса, а любимой все нет. Вроде и волчицы спокойно себя ведут…
— Утаре! — заорал я.
В ответ, тишина, только рыба плеснулась неподалеку.
Схватив колчан и лук, едва сдержав себя, чтобы не побежать, пока не разберусь, что на самом деле произошло, пошел в лес.
За скалами росли величественные ели, земля под ними была усыпана мелкими иголками и шишками, какая-то тонкая трава, пробилась через этот покров и стелилась сверху. Небольшие сухие веточки там попадались. Вряд ли Утаре стала бы их подбирать.
Осмотревшись, пошел прямо от базальтовых исполинов. Метров через пятьдесят появились сосны и одинокие березки. Поглядывая на волчиц, кружащих вокруг, я шел дальше, пока не набрел на небольшую полянку. Там увидел несколько крупных сухих веток, лежащих вместе. Должно быть, их притащила сюда любимая.
Под ногами хрустели сухие иголки и я, стараясь двигаться как можно тише, вглядывался в землю, пытаясь в надвигающихся сумерках увидеть хоть какие-нибудь следы. Мне показалось, что слева потянуло запахом дыма, пота и еще чем-то странным, неприятным. Свернув туда, вскоре обнаружил разворошенный покров, местами там оголилась песчаная почва, на росшей кустом мушмуле, заметил недавно обломанную веточку. Сердце забилось сильнее, выдернув из колчана стрелу, приладил ее к тетиве и пошел быстрее, прерывисто вдыхая носом, пытался еще раз уловить запах человека.
Следы на земле стали попадаться все чаще и чаще. То кто-то за ветку зацепился и она, отодвинув покров хвои, обнажила песчаную полоску, то неловко ногой уперся, оставив в мягком грунте характерное углубление. Они привели меня к зарослям непролазных кустов.
Стена замшелого терновника тянулась далеко. Прошел вначале к воде, метров двадцать. Ничего, никаких следов не обнаружил. Вернулся и, всматриваясь в поросшие зелено-голубым мхом веточки, медленно двигался дальше, вдоль кустов. Наконец, у едва заметного прохода, заметил на колючих ветках клочки бурой шерсти. Присел пониже, там веток было меньше, и полез по тропке, через кусты. Вынырнул из них прямо к овражку у сосны-исполина. Ее вековые корни под комлем обнажились, и было очевидным, что спускаясь в балку, за них держались похитители Утаре: черная дорожка следов змейкой шла вниз от дерева, будто скользил, кто и разворошил хвою.