— Кого-нибудь из наших видишь, Боренька? — дрожа нервно губами, спрашивала мать.
— Да вижу, конечно… Когда бываю в Москве, всех вижу.
— И что? И кто где? Печатается кто-нибудь?
— Да какое там… Славка Петровский на рецензиях сидит, кое-как пробивается, Маша Никонова в клубе железнодорожников литературный кружок ведет. Представляешь — в клубе железнодорожников — и литературный кружок! Абсурд какой-то.
— Ну да, абсурд… Насмешка над профессией…
— А есть ли у нас вообще эта профессия, Амалия? А? Ты никогда не задумывалась? Был ли вообще мальчик-то? Может, мальчика-то никакого и не было…
— Не говори так, Боренька… Зачем ты? Я знаю, ты талантливый, и тексты у тебя замечательные…
— А толку? Толку-то никакого… Вот скажи — ты помнишь Митяя Захарчука? Ну, того, из белорусской глубинки… Помнишь, как преподаватели наши с ним носились?
— Да помню, помню… И что?
— А то! Недавно встретил его — дворником работает. Опустился весь, поник, глаза грустные… Нет, несчастные мы все люди, Амалия… И институт этот… лучше бы и не было его вообще! Учились, планы строили, сверкали талантами… А толку? В стол писать? Я вот, например, не хочу…
— Но как же, Боренька… Вот же, в журнале повесть твоя студенческая вышла… И мои стихи…
— Ну, вышла. Ну да. И стихи твои вышли. А только журнал этот, учти, единственный в своем роде. Он весь посвящен только творчеству наших студентов да недавних выпускников. Один раз выпустили, больше не будут. Сами, мол, пробивайтесь. А как, как пробиваться-то? Чтобы пробиваться, надо ж еще жить на что-то. Есть, пить, семью кормить. Мне вот жена второго недавно родила… Заработок постоянный надо иметь, одним словом… Замкнутый круг у нас получается, дорогая Амалия! Так что, может, и хорошо, что ты с четвертого курса ушла. Нет диплома, нет и профессии. И терять нечего. Не так обидно…
Тамара помнит, как откинулась на стуле и смертельно побледнела мать после этих его слов. И прикрыла на минуту глаза. Потом, будто внутренне собравшись, снова вскинулась, плеснула в гостя лихорадочным блеском из глаз:
— Ну чего мы все о грустном говорим, Боренька? Вот, посмотри на лучшее мое произведение, на Викушу мою… Тебе ведь интересно, Боренька? Викуля, беги сюда! — крикнула она в комнату.
Борис осторожно взял приковылявшую и сильно засмущавшуюся Вику на руки, посадил себе на колени, потряс неумело. Потом виновато глянул на мать:
— Какая большая уже… А у меня тоже одни девчонки… Одной восемь, другой почти два годика… Кручусь, как могу, знаешь, чтоб все семейство прокормить! Тут уж не до талантов да не до «божьих даров», сама понимаешь…