Опираясь на дрожащие руки, она села, с удивлением уставилась на свисающий прямо перед глазами угол белоснежной скатерти. Стало быть, она об ножку стола сейчас ударилась. Понятно. Стало быть, на полу лежала. Около стола. Между прочим, накрытого стола-то. Вон, краешек синей тарелки виднеется, а рядом с ней зеленый бокал толстого стекла стоит… Надо же — зеленое с синим… Совсем не сочетаются цвета… Совсем не сочетаются…
Мысль о «несочетании» цветов странным образом упорно ввинчивалась в голову, словно была тем самым ключиком, который должен быть открыть дверь во временно попорченную память. Что ж, раз должен был, то и открыл. Вспомнилось ей все тут же во всех мельчайших подробностях. Красиво накрытый стол, красивый приветливый мужикашка Артемий, с удовольствием жующий ее котлетки, красивые и душевные слова, отлетающие от него ловкими мячиками и попадающие прямо в цель, то бишь в ее дурную головушку… А потом еще было шампанское. Да, было же еще шампанское! Он как-то его еще обозвал смешно… Она его выпила, и… И дальше уже ничего не помнит…
В очень нехорошем предчувствии она с трудом поднялась на ноги, грузно осела на стул, огляделась. Сколько она вот так, на полу пролежала? Вроде за окном уже светло… Уже утро, что ли? Ну да… Мужикашка приходил вечером — она это точно помнит. Стало быть, сейчас утро, раз за окном светло.
Больными, ничего толком не видящими глазами она снова обежала комнату, равнодушно отмечая слегка потрепанный ее вид — ящики комода сдвинуты со своих мест, дверцы шкафа открыты, постельное белье, сложенное прежде аккуратными крахмальными стопочками, некрасиво вздыбилось и будто перемешалось в непривычном глазу беспорядке. Потом взгляд ее упал на отрытую коробку, брошенную около дивана, и сердце вздрогнуло, зашлось в тоске от дурного предчувствия…
Впрочем, это было уже не предчувствие. Сердцу не хотелось верить, конечно, оно и понятно… А голова уже все поняла. Коробка-то была та самая. Неприметная, заветная коробка из-под сапог, в которой она много лет хранила свои сбережения. Ей казалось, так ловко хранила… Сверху в той коробке были клубочки да лоскуточки всякие, откроешь — не на чем глазу остановиться. И снизу тоже были лоскутки. А в середине… В середине коробки был старый трикотажный чулок, в котором завернута была толстенькая такая пачечка тысячных бумажек — все одна к одной гладенькие, новенькие, желтой резиночкой перехваченные. Она еще подсмеивалась сама над собой, выуживая коробку палкой из самого дальнего угла под диваном, чтоб очередную бумажку туда положить — вот, мол, храню деньги не в банке, а в чулке… Так вроде надежнее… Банк лопнуть может, а чулок чулком и останется…