— Не надо меня убивать, господин оберст, — сказал Вилли. — Я больше не буду воевать против славной германской нации.
— Мы казним вас не сразу, а после суда, — милостиво объяснил Отто.
— Я очень прошу меня помиловать, — тянул Вилли, не поднимаясь с коленей.
— Нет, — сказал Отто.
Франц снял с плеча самодельный автомат и предложил:
— Давай, будто суд уже кончился и пленного приговорили к расстрелу.
— К повешению, — возразил «оберст».
Франц сказал, что пленных не вешают.
Отто не знал, можно ли вешать пленных.
— Надоело расстреливать, — вздохнул «оберст». — Каждый день расстреливаем и расстреливаем.
— Все равно. Вешать — это не по правилам.
— Убейте меня при попытке к бегству, — немного оживился Вилли. — А если мне посчастливится сбежать, будете меня ловить.
— Это тоже не ново, — сказал Отто. — Ну, хорошо… Только надо с тебя снять куртку. Если ты убежишь, в серой куртке тебя трудно будет заметить. Кругом все такое серое.
— Мне холодно, — возразил Вилли и передернул плечами. В узкий проход между домами, — где играли мальчики, залетал сырой ветер. В просвете среди крыш быстро двигались клочковатые серые тучи, иногда накрапывал дождь. Сентябрьский день был близок к вечеру.
Франц взглянул на Вилли. Светлые волосы братишки были смочены недавним дождиком и прядками прилипли ко лбу. Выпачканные в земле худые коленки вздрагивали от холода. Вилли действительно озяб, и Францу стало жаль его, но не хотелось ссориться с Отто.
— Пробежишься и станет тепло, — утешил Франц братишку.
Они развязали Вилли руки и помогли ему снять курточку. Мальчик остался в белой трикотажной рубашке. Отто снова заложил его руки за спину и стянул кисти бечевой.
— Марш, — приказал «оберст», и они двинулись через двор.
Вилли бежал. Поравнявшись со штабелем пустых ящиков у входа в магазин фрау Фишлинг, он толкнул Франца плечом и бросился вперед, Вилли удалось проскочить между ящиками стеной. Путь со двора был свободен.
Видя, что погоня задержалась, Вилли выскочил в переулок: у него был свой секрет. Мальчик перебежал мостовую и толкнул плечом дверь под синей вывеской «Аптека Шварцмана».
Вилли нравилось бывать у Шварцмана, хотя он немного стеснялся этого старика-аптекаря. Шварцман любил поворчать. Когда Вилли первый раз заскочил в аптеку, спасаясь от преследователей, старик, что-то бубня под нос, заклеил ему пластырем ссадину на лбу, затем взял мальчика за плечи и грустно спросил:
— Неужели все опять? Тогда меня спасли чудо и хорошие люди. Но сейчас разве за себя я имею страх?
Вилли немного испугался и ничего не понял. Почему «опять», если он здесь впервые? И от кого спасался аптекарь? Впрочем, взрослые любили говорить непонятно. Зато Вилли знал, что на старика можно положиться…