Их оружием был страх.
На глазах Альтсина юноша, бредущий ко входу в Д’Артвеену, едва лишь заметив эту четверку, остановился и затоптался неуверенно на месте. Судя по одежде, он был студентом, который сделал перерыв в науке, но теперь больше напоминал растерянного лиса, неуверенно принюхивающегося к падали, что лежит на самом краю лесной тропки. Он сделал несколько шагов вперед, остановился, снова двинулся с места, но, когда жонглер мерзопакостно ухмыльнулся и вынул из-за пазухи листок бумаги и стило, студент развернулся и вдруг рванул с места, чтобы через миг исчезнуть за углом.
Страх. Свинцовая палочка и кусок бумаги превращаются в меч и щит самого Реагвира.
Чародеи из Д’Артвеены, прижатые в последние месяцы к стене, присоединились к сражениям с реагвиристами. К схваткам, которые разгорелись… вчера… или позавчера… вспыхнули, потому что…
Понимание правды схоже со вспышкой, вырывающей из беспамятства лицо Аонэль – старо-молодое лицо с горящими яростью глазами.
Сражения начались, потому что Кондер, внук Гамнеса-тир-Монвеха, торговца тканями, оказался без причины избит бандой подростков, служащих Храму Меча. А после мальчика чудесно исцелил монах, ставший воплощением гнева и неудовольствия Матери. Монах единственным жестом, на глазах сотен свидетелей, повалил две дюжины нападавших, а в знак того, что опека Матери уже не распространяется на слуг Владыки Битв, выжег на их коже знак Реагвира. После чего излечил мальчика, чтобы показать, какова милость Высочайшей.
Это случилось утром, а к полудню к дому мальчишки тир-Монвеха уже собралась тысячная толпа.
После обеда из кварталов, где большинство составляли матриархисты, выгнали всех сторонников Реагвира.
Вечером запылали первые дома и возвели первые баррикады.
Старое лицо Аонэль, на нем горят молодые глаза… Ее сдавленный гневный крик:
– Ты стал не искрой на копне сена, а масляной лампой, разбитой посредине сарая!
Может, именно этот гнев и приказал ей…
Он помнил.
В Храме, где все смотрели на графа, раздающего благословение раненным за веру воителям, он потерял ее из виду. Они вошли туда как… мать и сын, офицерская вдова, сторонники Владыки Битв, ищущие укрытия перед людской пеной, разрушающей Кламнию. Район этот был ареной яростных схваток, потому что жило там достаточно реагвиристов, которые оказались вытеснены и теперь искали охраны в Храме Меча.
Граф принимал всех. Мужчин вооружали и направляли на улицы, женщины должны были заняться готовкой, опекой раненых, доставкой еды, воды и оружия в районы схваток. Культ Владыки Битв потихоньку перехватывал инициативу, поскольку у него была одна голова, которой он направлялся, в то время как бóльшая часть атак матриархистов носила характер спонтанного взрыва, яростного и дикого, но нескоординированного. Бывало, что на одной улице продолжались кровавые схватки, а в паре сотен шагов дальше группы мужчин со знаками Баэльта’Матран сидели и отдыхали, знать не зная о ситуации на поле боя. Кроме того, иерархи Великой Матери не поддержали беспорядков своим авторитетом – опасаясь, должно быть, реакции остальных Храмов.