Дети будут жить, ну а он – он уйдёт, может, на их место к Демогоргону, чтобы не так гневался великий дух, чьи границы они так непочтительно нарушили.
Сила плескалась вокруг него, ласково и нежно. Асгард, как и положено, плыл высоко над туманами смертного мира, мира Хьёрварда, где когда-то кипели свирепые битвы с гримтурсенами, где свистел, поражая врагов, молот его старшего сына; асы любили друг друга, ссорились, мирились, изменяли, ревновали – всё как у живых, несовершенных, но потому и живых, именно в этой несовершенности, неупорядоченности, неуравновешенности.
Где нет страсти, там нет движения, там наступает вечный покой.
Старому Хрофту казалось, что он видит под собой очертания материков и океанов Хьёрварда. Горные хребты, леса, широкие степи, города – всюду жизнь, она кипит и продолжается.
Она продолжается – а он отдал себя всего и должен уходить. Отдаться тихому потоку, дать унести себя прочь, по прямому пути, туда, где высится Великое Древо.
– Нет, дорогой…
Голос, так похожий на Фригг и так не непохожий. Признаться, Старый Хрофт гораздо больше привык к громовым его раскатам, когда законная супруга укоряла его очередной девчонкой-валькирией, явившейся в Асгард.
Только что горшками не кидалась, за неимением оных.
А сейчас – она звала негромко, завораживающе, словно имея власть над мёртвыми.
Да – она же имела! Имела власть именно над мёртвыми, хоть и не такую, как жуткая Хель!
Фригг звала его, шептала на ухо слова, которые знали только они двое и которые произносили только друг другу.
Сила вокруг Старого Хрофта дрогнула, взволновалась. Едва ощутимо, но он, пребывая меж жизнью и смертью, почувствовал.
Хьёрвард. Его мир, его люди в нём. Он был его задолго до ямертов и хединов. Он был там первым.
И сейчас Хьёрвард содрогнулся.
Спазм боли прокатился по миру, вырвался в Упорядоченное, достигая Асгарда.
Взгляд Старого Хрофта скрестился с другим взглядом, взглядом сущности, успевшей укорениться в Хьёрварде и готовой объявить его своим.
«И ты тоже мой», – казалось, говорил этот взгляд.
Всё – моё. Всё в меня вернётся и во мне пребудет.
Отец Дружин не мог поверить; и от спокойствия его, от умиротворённости не осталось и следа.
… – Локи! Помогай!
Фригг звала, тянула на себя незримый, но донельзя тяжёлый груз. Волк Фенрир вновь принялся лизать Старому Хрофту лицо, словно был и не волк вовсе, а верный пёс; меж ладонями Локи заметались языки пламени, он положил их на грудь названому старшему брату, и пламя исчезло, словно втянутое в сердце.
Тор осторожно и неловко взял владыку Асгарда за руку, крепко стиснул.