Теперь все понятно… Имея перед глазами такой пример, как Джоди, Оливия, конечно, испытывает смешанные чувства по отношению к своей красоте.
Оливия всхлипнула и отпрянула от него, вытерла глаза.
— Не надо было тебе рассказывать. Я поступила нечестно по отношению к маме. — Она сжала кулаки. — Понимаю, что тебя мои слова не убедят, но даю слово, она не нарочно выбрала твоего отца. Адам, я знаю.
Где-то в глубинах подсознания зародилось удивление, и он напрягся. Ему и в голову не приходило подвергать слова Оливии сомнению; невозможно подозревать, что женщина, которую он так хорошо успел узнать, — обманщица.
— Лив, все в порядке, я тебе верю, — ответил он.
И если даже выяснится, что Джоди обманула ее — в конце концов, все они люди, а со старыми привычками трудно расставаться, — Адам не осудит Оливию. Откровенно говоря, сейчас его волновала совсем не Джоди, а Оливия. Как бы отвратительно это ни звучало, его влечение нельзя было назвать простой похотью; возможно, он не способен на любовь и долгую счастливую совместную жизнь, но он определенно хотел доказать ей, что секс может стать великолепным способом общения. Уж это вполне в его власти. У них осталась всего одна ночь. От одной ночи ничего плохого не будет.
— Пожалуйста, подумай вот о чем, — продолжал он. — Завтра приезжает Зеб. Что случится потом, от нас уже не зависит. Но до завтра все решаешь ты, Оливия. Если ты хочешь раздуть эту искру больше, мы можем…
Она широко раскрыла светло-карие глаза.
— Почему? Почему ты передумал?
— Потому что я хочу доказать тебе, что ты красивая, желанная женщина и в этом нет ничего плохого. Я хочу доказать тебе, что иногда полезно дать себе волю, раскрепоститься.
Она вздрогнула; ее глаза загорелись желанием. Адам стиснул ее руку.
— Подумай, — повторил он, стараясь не выдать своего состояния, не показать ей, что он весь горит. — На одну ночь я в твоем полном распоряжении.
Она едва заметно усмехнулась:
— Ты просишь меня на одну ночь стать твоей женщиной?
— Ну да… И эту ночь ты никогда не забудешь.
Адам стоял на веранде и смотрел на мерцающий вечерний свет. Небо окрасилось ярко-оранжевыми полосами; солнце начало садиться.
Он обернулся.
— Лив, иди сюда! — позвал он. — Пропустишь закат!
А она любила закаты; как завороженная любовалась ими каждый вечер, как будто впитывала яркие краски, все оттенки и полутона.
— Адам!
Ее грудной голос вернул его в настоящее, и он отвернулся от розовых полос исчезающего солнца.
— Лив, ты выглядишь… — Он поднял руки вверх: — У меня нет слов!
Струящееся оранжевое платье напоминало закат. Простой покрой оттенял загорелую кожу; низкий вырез открывал верх упругих грудей. Юбка, доходившая до середины бедер, выгодно подчеркивала стройную талию.