— Да… — моё меткое замечание явно вызвало досаду у хозяина лавки, и он даже смерил меня этаким взглядом. Но за время нашего разговора я меньше ростом не стал, да и уже в плечах тоже. Так что старик ограничился лишь: — Некогда мне тут с тобой разговаривать, воин. Или покупай, или проваливай.
— Ты насмешил меня, старик, — я и правда стал чувствовать себя намного веселее. — Сколько ты хочешь за свою игрушку?
— Двух золотых сатрапов будет достаточно, — быстро ответил мне он.
— Я дам тебе десять медяков.
— Один золотой и десять медяков.
— Двадцать медяков, и то только из уважения к твоим сединам.
Спустя полчаса торга мы сошлись на восьмидесяти медяках. Я отдал один из выданных мне на доплату за нового верблюда новеньких золотых сатрапов, получил сдачу и забрал свою покупку. Как ни странно, но сомнений у меня не было, почему-то я был уверен, что десятник оу Наугхо ругаться за самоуправство на меня не станет.
Однако всё равно пришлось возвращаться к стойлам, немного потолкаться там, узнавая цены и приглядываясь к продававшимся животным. Потом забрал нашего хромоножку, вернулся на базар и навьючил на него купленный ранее товар.
…Я оказался прав: Оу Наугхо на меня не ругался.
Оу Игиир Наугхо, десятник
На сей раз двери кабинета Бюро всеобщего блага были открыты, но… Вид, а главное запах, исходивший от сидевшего за столом пожилого офицера, отнюдь не порадовал оу Наугхо. Помятое, красное обрюзгшее лицо, торчащие клоки волос вокруг ярко блестящей капельками пота лысины и стойкий запах дешёвого вина… Судя по виду, вчерашний день этот достойный офицер закончил хмельным забытьём, а сегодняшнее утро у него началось с попыток прогнать последствия прежнего возлияния новыми дуновениями винных паров. И, чего уж там греха таить, оу Наугхо сразу понял, что подобный цикл для данного собрата по оружию был скорее нормой, нежели редким исключением. Увы, но беспробудное пьянство для многих представителей армии и чиновничества стало самым естественным выходом из полной бесконечной скуки и тоски жизни на краю цивилизованного мира. Тяжёлое серое небо, бесконечная унылая степь, однообразие людей и событий и осознание полной бесперспективности своей службы подкашивали людей быстрее, чем пули дикарей. Оу Наугхо, давно уже переборовший свой юношеский максимализм, ныне относился к подобным людям скорее с сочувствием, нежели осуждением. И подчас с содроганием размышлял, не ждёт ли и его столь же бесславный финал. Однако сейчас всё это было весьма некстати. Какой-либо существенной помощи от этого пьяницы ждать не стоило, а действовать безо всякой поддержки в чужом незнакомом городе было весьма проблематично.