Выключил ее и мой сотовые. Предстояло сделать еще одно – снять трубку с телефона на пульте охранника. Понятно, что через пять минут, как я в эфир выйду, руководство об этом узнает. Ну, через десять. И сразу же начнут охране звонить – что, мол, у вас там происходит?! Но от этого шага я отказался – сотовый-то Серегин никак из его кармана не выужу, а значит, все равно дозвонятся. Будь что будет.
Я сел за пульт и решил говорить вообще без фоновой музыки. Так больше внимание привлечет.
– Дорогие слушатели радио «Одна волна». Дорогие мои родные, близкие и друзья – отец, Лорка, Ольга, Пашка, Андрей, Владимир Германович, Салат, Ленка Калинина, Лева и все те, до кого я сегодня смог дозвониться и кто успел настроиться со мной на «Одну волну» либо подключиться к интернет-трансляции. То, что я скажу, очень и очень важно. Может быть, вы никогда не слышали в жизни ничего важнее. Времени мало, поэтому сразу о главном.
Однажды на улице к вам может подойти старый знакомый, – в горле стало резко першить, я окинул взглядом окрестности пульта, но ничего, кроме почти пустой бутылки из-под фанты не обнаружил. Перебьюсь. В голове пронеслось: «Все, карта, сдулась? То-то!» Откашлявшись, я продолжил: – Этот знакомый может произнести очень странную фразу. Возможно, он скажет это иначе, но суть будет такова: ты должен пойти в услужение темным силам, или твоей семье грозит беда. Я понимаю, что многие сейчас улыбнулись и решили, что Дэн Корнеев очередной розыгрыш изобрел. Новую вечернюю радиопрогу презентует. – Я сделал паузу. – Нет. На этот раз я говорю совершенно серьезно. К вам подойдут, могут подойти, и скажут эти ужасные слова. Но самое страшное то, что если вы откажетесь, беда действительно придет в ваш дом…
Тут я понял, что горло мое саднило потому, что мне было в буквальном смысле больно говорить. Наверное, это такая форма рыдания – без слез.
– Что в этом случае ответить? Я не знаю. Любой ответ будет плох. Нет хорошего варианта. Но сегодня я наконец нашел вариант, который для меня сейчас – лучший. Рассказав о них, я нарушил условия контракта. Наказание для меня – смерть. Но, – опять откашлялся, – я рад умереть, успев сделать главное: рассказать вам об этом. И… Это все. Прости меня, Ольга, Гавр, отец… Но больше всего прошу прощения у тебя, Димка Шапошников. У тебя и твоей семьи. Мы с тобой знаем, в чем я виноват пред тобой.
Слезы, в которые вдруг превратилось мое горловое перхание, как ни странно, принесли радость и облегчение. Они текли не только из-за предстоящей разлуки с жизнью, с близкими. Это были слезы человека, сбросившего с души тяжелейший камень… Никогда еще я не говорил в эфирный микрофон сквозь плач – разве что, когда смех сквозь слезы. Все когда-то бывает впервые.