— Так вы для этого устроили здесь лепрозорий?
— Да. Еще у нас есть Онкологический центр, ведутся исследования туберкулеза. Изучаем мы и всякого рода вирусы — bien entendu, только в лечебных целях, о биологической войне речь не идет. Все гуманно, все полезно, все в высшей степени подчеркивает мои заслуги. Время от времени, как сегодня, сюда приезжают познакомиться с нашими достижениями известные физики, врачи и химики. Здание специально построено так, чтобы часть его была изолирована и невидима даже с воздуха. Самые секретные лаборатории вырублены в скале. В любом случае, я вне подозрений. Я ведь очень богат, — добавил он с усмешкой.
— Но почему? — спросила Хилари. — Откуда такая страсть к разрушению?
— У меня, сударыня, нет никакой страсти к разрушению. Вы ко мне несправедливы.
— Но раз так… тогда я просто ничего не понимаю.
— Я — деловой человек, — терпеливо объяснил мосье Аристид. — Кроме того, я коллекционер. Это единственное, что остается, когда богатство становится в тягость. Я многое коллекционировал в своей жизни. Картины… мое собрание одно из лучших в Европе… керамику. Я филателист, и моя коллекция марок знаменита во всем мире. Когда коллекция становится по-настоящему представительной, приходится переходить к чему-то другому. Я старик, сударыня, так что я перебрал почти все. В конце концов я решил коллекционировать умы.
— Умы? — переспросила Хилари.
— Да, — кивнул мосье Аристид, — интереснее этого ничего нет. Понемногу, сударыня, я собираю здесь лучшие умы со всего мира. Я беру сюда молодежь, многообещающую, добившуюся успеха молодежь. Когда-нибудь усталые народы проснутся и поймут, что их ученые стары и замшелы, а молодые умы — врачи, химики, физики — находятся здесь, у меня, и если им нужен ученый или специалист по пластической хирургии, они должны перекупить его у меня!
— Вы хотите сказать… — Хилари невольно подалась вперед, не спуская с него глаз. — Вы хотите сказать, что все это просто-напросто гигантская финансовая операция?
— Ну да, — кивнул мосье Аристид. — В противном случае это было бы бессмысленно.
Хилари тяжело вздохнула.
— Да. Так я и думала.
— В конце концов, — почти извиняющимся тоном произнес мосье Аристид, — это моя профессия. Я ведь финансист.
— И вы хотите сказать, что во всем этом нет никакой политической подоплеки? Что вам не нужна власть над миром?..
Он протестующе всплеснул руками.
— Я не хочу быть Богом, — проговорил он. — Это профессиональная болезнь диктаторов, а я человек верующий и пока что эту болезнь не подцепил. — Подумав, он добавил: — Конечно, до этого может дойти… пожалуй, может. Но пока что, слава Богу, нет.