— А помнишь, Яша, — в шутку спросил я, — как мы играли с этой башней?
Я не очень-то помнил наших игр (надо посмотреть записи), но знал, что с Яшей нас связывала никак не школа. И вдруг:
— Точно, — ответил ничуть не смущенный Яша. — Отличная театральная площадка для наших Манфредов. И пару игр, дед, мы на ней все-таки провели. Так что я уверен, что Марк имеет представление о значении центра в шахматной игре.
— В игре? — улыбнулся дед. — Не только в игре.
Комбинация была совершенно мне не понятна. Дедушка решил перенести коробку на пол, и сначала на голые доски с лопающимися смешками посыпались фигуры (пешка задержалась у опасной щели). Катастрофа сулила мне свободу, но неумолимый дедушка расставил все фигуры на прежние места, и только в одном случае Яша его поправил в мою пользу. Стоя над этой постройкой, я все равно не мог ничего понять, одна белая пешка на своем месте лежала, а мой невесомый скрипичный гриф был таким нелепым конем, что я никак не решался поставить его на вершину, хотя в течение нескольких ходов это было бы правильно. Вскоре я с бескорыстным облегчением скормил его ближайшей пешке. Что касается дедушки, то был момент, когда он ухитрялся держать на альпийской вершине сразу три белых фигуры. Они срывались оттуда на головы моим ошарашенным воинам, а дедушка по-суворовски клокотал и, не исключено, приводил вслух рифмованные примеры стратегического гения.
— Однажды мы попробовали другой прием, — рассказывал Яша, — склеили доску, которая представляла собой впадину, и центр был на самом дне. В таких шахматах хотелось все время играть по периферии. И игры были не самые интересные.
— В том-то и дело, — добавил дед. — Либо человек держится как зритель в амфитеатре и хочет занять место повыше, откуда все видно. Либо он участник другой жизни, где его место — центральная вершина. Когда на такой доске контролируешь центр, то гораздо лучше понимаешь всю игру. А потом остается оптический эффект — плоскую доску можно видеть то как амфитеатр, то как Монблан.
— Дед, я все это уже объяснил.
— Ну, тогда не будем отвлекаться от наших снов, — жестко пробурчал Яшин старик. — Хватит жечь свет. Все ложимся спать.
Он вышел на веранду, где Яшина мама поднялась с кресла, взмахнув пледом, причем одно крыло было удлинено завернутой в кальку книгой. Мне слишком хотелось перед сном заглянуть под кальку, узнать эту книгу.
— С Софьей было не так, — довольно весело и негромко сказала мама, — вы с ней жгли свет по полночи.
— Сонечка мне во всем помогала, — растянутым тенором ответил дед, и в этот голос мог вплетаться как внезапно накативший плач, так и сочный зевок. — Я на нее не в обиде.