— Ты бы еще дачу ей оставил, сайгак, — прошептала мама.
— Прошу больше этого не обсуждать! — гаркнул дед, и чуть погодя раздалось из темного сада: — Не обсуждать!
На Яшу дедовское указание совершенно не подействовало. Мы сели на веранде, несколько салатовых бабочек собрались вокруг зарешеченной лампы, но их тихий девичий танец все время прерывался устрашающим ударом жужелицы.
Яша достал из нагрудного кармана стопку маленьких фотографий. Цветные фотографии еще были редкостью, поэтому даже размытые снимки очень увлекли меня. Это был эпос о байдарочной прогулке по уральской реке. Яша то ли только что вернулся из похода (тут у меня путаница), то ли собирал новую компанию. Выцветшие пирамиды палаток, девичий глаз в пластмассовом окошке, падение крупных капель с весла на красный руль лодки, устрашающий нож торчит в днище пустой уже консервной банки и вымазан ее содержимым, солнечные стволы и угрюмые лапы елей всюду — на повороте реки, позади расплывшихся голов, за тусклым костром, — вершины, перемежающиеся лазурью. Яшин дедушка, совершенно в нас не заинтересованный, поднялся по ступенькам веранды, постоял, глядя в ноги, потом сбросил сандалии и прошел в дом. На следующей фотографии кто-то обнюхивал тот же, еще торчащий в банке, нож: рыжая шкурка, маленькая голова.
Яша (непривычно веселым голосом): Мы подружились там с одним горностаем. Это его первый визит. А потом уже оставляли ему еду, иногда их набегало три-четыре. Я больше не сделал снимков, но должны получиться у Олега.
Я (с авторитетной усмешкой): Это не может быть горностаем. Это хорек, или даже одичавшая фретка.
Яша (спокойно): Это именно горностай. Уж поверь моим друзьям, там в основном одни зоологи! Белые горностаи, которые так широко всем известны, — это вот эти самые непрезентабельные зверьки. Белые они только зимой. А я их видел такими. Тушенку едят только так — с головой ныряют в банку.
Я вдруг осознал, что ни разу не видел горностая, — только вычитанные здесь и там наблюдения, давно сведенные в путаницу, после того, как они были объявлены при Юлии. Хотелось узнать, что думает Юлия, став специалисткой в этом вопросе, узнала бы она?
Дальше в моем дневнике упомянуты привычные для меня сомнения. То ли Яша пригласил меня с ним в поход, то ли я принял за приглашение свои глубоко пережитые впечатления. Но, как обычно, я не знал с тех пор, что у меня запланировано на лето. Не знал, каким образом в моем дневнике оказалась фотография рыжей головки горностая — злобной, мелкой, с хорошо освещенными усами, которыми он тронул бок опорожненной консервной банки. На всякий случай я погрузился в стыдливое замешательство, ожидающее Яшиного прощения или легкой развязки.