- Четырёх, Машенька.
- Да чем они этих упырей твоих привлечь-то могли? - в голосе сестры, низком и мелодичном контральто, проступили испуганно-визгливые нотки. - Не смотри так, я понимаю, мне не хочется верить, но ведь и вправду невероятно...
- За честность я тебя и уважаю, Мари, - кивнул Корвин-Коссаковский, - не хочется верить, правильно говоришь.
- Да я не о том...
- А я как раз о том. Не хочется верить в дурное, не хочется верить вообще. Оттого мы и не верим, что - 'не хочется'. - Он неожиданно отвлёкся. - Я, кстати, нигилистов этих нынешних понимаю. Они не хотят верить ни в праведность, ни в совесть, ни в бессмертие души. Так ведь проще, хоть и пошлее. - Арсений болезненно поморщился. - А я вот неделю назад в одном томе прочёл, что сердце - не щепка, и душа человеческая - вещь недешёвая, она дороже всего мира. Все сокровища земли не стоят одной души христианской. Знаешь, я почувствовал, что это верно. Потому что не пошло.
Сестра молча окинула брата взглядом, отметив, как он в последние дни осунулся и побледнел. Последняя фраза Арсения и вовсе заставила её похолодеть, что-то запредельно высокое и неотмирное проступило в ней, что-то тоскливое и потустороннее промелькнуло и в чёрных глазах брата. Марии стало страшно, и она поспешила спросить, что же теперь делать: ей хотелось перевести разговор на вещи осязаемые и понятные.
- Не знаю, - Арсений вздохнул и протянул ей список, - постарайся запомнить эти имена, это те, о ком я ничего не смог узнать. Присматривай за девицами, следи за теми, кто рядом крутится. Кто-то из них там будет, сердцем чую.
Сестра проглядела список и покачала головой.
- И я никого из них не знаю. Но ты думаешь, что эти трое демонов твоих - будут среди них?
Брат кивнул.
- Уверен.
Мария долго молчала, уставившись в пламя камина, но потом, когда Арсений задумался о своём, неожиданно проговорила отчётливым шёпотом:
- Я всегда боялась... мне ведь ещё с детства казалось, что с Анькой беда будет. Она пророчила вздор всякий, влюбилась в этого кутилу, а я знала... знала, что не к добру. Говорила ей, чтобы не выходила за него, чуяло, клянусь тебе, чуяло сердце беду-то неминучую. И эти обе... Чего я себя дурачу? Прав ты. Ведь только увидела их по выходе из пансиона - испугалась. У одной глаза, как у девки шалавной, другая - точно тленом кладбищенским тронутая. Чего лгать-то? Я ведь всё это время боялась чего-то мерзкого... - Она обернулась к Арсению, и он вздрогнул, увидев её остановившиеся остекленевшие глаза, - да только, знай, сколько бы там душа их не стоила, хоть все сокровища мира за них отдай, ничего ты у чёрта не выкупишь, и...