Рассмотрела княгиня и молодого Сабурова. Если это не бес, а человек... Княгиня попыталась оценить Сабурова, как мужчину, отметила ум и хладнокровие, невозмутимую сдержанность и внутреннюю сосредоточенность, скользящую в ледяном отблеске зелёных глаз. Непрост, очень непрост. Но не скажешь же заносчивой юной девице, что такой мужчина вовсе не для неё? Не поймёт-с. Но вопрос, заданный племянницей, требовал ответа. Какие мужчины приносят счастье? А это как раз, дорогая моя, зависит от женщины. То, что осчастливит одну, у другой костью в горле застрянет. Однако, если мозги у мальчишки такие, как ей показалось, едва ли он удостоит тебя, Лидочка, вниманием. Да и будут ли для такого что-то значить женщины?
Тем не менее, беды племяннице тётка совсем не хотела.
- Лидочка, тебе нужен человек помягче. Тонкий, душевный, чтобы понимал женскую душу.
Лидия вздохнула. Слова тётки звучали просто издёвкой. Почему она, признанная красавица, не может заполучить в мужья Сабурова? Тётушка же, не слыша возражений, продолжала.
- Лучше предпочесть разумного и спокойного человека какому-то принцу из сказки.
Лидия смерила тётю внимательным взглядом и снова ничего не сказала.
- Такой же, как Сабуров, - тётка вздохнула, - это лунный свет на воде, блеск фейерверка. Это не для семьи, поверь, милочка.
Однако, все тёткины увещевания, как водится, пропали втуне.
Вторая авторская ремарка.
Однако если уж признали мы видение господина Бартенева истинным, не пора ли нам определиться и с нечистью? Ведь беда господина Корвин-Коссаковского проистекала во многом оттого, что неоткуда было почерпнуть ему понимание сути инкубов. Между тем, согласно каббале, демоны являются изнанкой Божественного творения, книга же Зохар возводит происхождение их к союзу между людьми и силами бесплотными, которые, сожительствуя с людьми, обретали телесность. Лурианская каббала говорит о них как о 'клиппот', шелухе мироздания. Занимались демонами и христиане, но последний, кто в них глубоко разбирался, Филипп Теофраст фон Гогенгейм, чаще именуемый Парацельсом, умер без малого за три сотни лет до рождения Арсения Вениаминовича Корвин-Коссаковского.
Но что нам вся эта теория? Она, как сказал когда-то коллега Клодия, демон Мефистофель, всегда сера и скучна, и только древо жизни зеленеет пышно, трепеща на майском ветерке клейкими юными листочками. Поэтому оставим мудрые трактаты и вернёмся к нашему повествованию, лишённому всякого теоретизирования. Теперь пора обронить пару слов и о тех, кого так настойчиво и тщетно искал Корвин-Коссаковский.