Татьяна одернула юбку и отмахнулась:
- Ой, что ты, опомнись! До этого ли им теперь.
Потом машинально сорвала гроздь красных ягод, повертела их в пальцах:
- Красивые, а ядовитые.
Павел вдруг перестал жевать и спросил:
- А ты чего это смотришь так на меня?
Татьяна отбросила ветку, ответила прямо:
- Дезертир ты, Паша. вот и смотрю. Никогда дезертира не видела, только читала про них.
- Ну, - не сразу ответил он, - смотри, коли хочешь. Только я пропадать попусту не желаю.
Татьяна робко заглянула ему в глаза, коснулась рукою давно небритой впалой щеки:
- Почему? - спросила она жалобно, - ну почему я такая? Ведь любого, как ты, я бы не то что кормить, а.
Она испуганно замолчала, и он тихо напомнил:
- Ну договаривай.
- Просто донесла бы о нем, - неожиданно твердо закончила Татьяна, - а вот о тебе не могу. люблю я тебя, Паша. люблю.
Лицо его, давно не мытое, продымленное у костров, словно осветилось изнутри:
- Любишь, да?.. Это правда?
- Очень, милый ты.
Он запрокинул ей голову и нежно поцеловал в губы. Заметив слезы в уголках ее крепко стиснутых глаз, горячо зашептал:
- Ну-ну, не надо плакать, родная. Вот погоди, придут немцы, так я из лесу-то выберусь. Заживем вместе. Нам ни до чего дела не будет. Пускай дураки воюют.
Татьяна поднялась, взяла котелок, молча пошла в сторону. Он проводил ее немного и, погладив по спине, попросил умоляюще:
- Так ты - не забывай, приходи скорее.
Поутру ударили заморозки. Лейтенант Володя, как всегда, пошел умываться, и под его сапогами уже отчаянно раскалывался хрупкий ледок. Татьяна видела в окно, как он ежится от утренней свежести, и думала о Павле: как-то он провел ночь в лесу, один, на голой земле, в тощеньком ватнике?..
Выбраться к нему для свидания ей удалось только через день. Волчьи ягоды еще издали полыхнули ей в глаза своим фальшивым пламенем, но Павел на этот раз не вышел к ней навстречу. Она долго искала его, исцарапав лицо и руки, потом даже стала звать его:
- Паша, Паша. это я, не бойся!..
Он выполз перед ней, как зверь, откуда-то из трущобы, страшный, рваный, зябко вздрагивая от холода, и первое, что спросил он у нее, было:
- Немцы пришли?
- Нет, не пришли.
Переступив ногами на одном месте, он плачуще сказал:
- Так что же они? Тоже мне, вояки.
Они разожгли маленький костерок, Татьяна подогрела ему домашние щи, дала ему водки. Он выпил, немного пришел в себя, и она сказала ему почти ласково:
- Нехорошо это, Пашенька. Надо бы уж тебе, как и всем.
Лицо у Павла как-то нервно перекосилось, и он больно ткнул ее в бок костяшками пальцев: