Некромант что-то шептал, водя пальцем по крови, а затем окропил ею стол, выведя какую-то загогулину. Раз — и она обернулась змеёй.
От удивления раскрыла рот и забыла о боли. Неужели из моей крови сотворили такое?
Ксержик пожевал губы и протянул носовой платок.
— Ну? — подалась вперёд Осунта.
— Сами видите. Заклинания крови работают, материализация состоялась. Живое создаёт псевдоживое.
— Почему псевдо? — ляпнуло моё любопытство.
— Потом что искусственное и убиваемое только магией.
Раз — и змею объяло синее пламя. Через минуту от неё не осталось и следа.
— Слабенькое создание из водянистой крови, — пояснил для Осунты некромант. — Она ваша подопечная? Учится в Академии?
Магистр Тшольке ответила утвердительно и назвала мой факультет, поспешив добавить, что дара у меня нет.
— На алхимика натаскаете, если магию крови освоит.
— У нас такого не преподают, — скривила нос Осунта. — Это в вашей школе учат подобному.
Я навострила уши: какой такой школе? В Златории всего одна магическая Академия. Но волшебники тему развивать не стали и дружно глянули на меня. Даже икнулось от такого пристального внимания.
— Может, у неё тяга к тёмной магии? — с надеждой в голосе спросила магистр Тшольке. Спит и видит, как меня из Академии вытурить.
— Да давно б проявилась. Хотя… Колдует как?
Магичила я не шибко, если не сказать, паршиво, что, однако, не помешало Осунте спровадить меня на семестр в таинственную школу, чтобы местные чародеи убедились в моей полной бездарности. Новоприобретённый отец не возражал: если проверять, то по полной.
Кашлянула, напомнив о своём присутствии, и, заодно, задала два сакраментальных вопроса: что за школа и кто там мой папаша?
— Вольный маг и под настроение магистр некромантии, — лениво протянул Ксержик. — А школа… Школа иных.
— Так и называется? — недоверчиво переспросила я.
— Школа иных чародейств и магии оборотной стороны Исирии Страстотерпки, — ответила вместо некроманта Осунта и, наконец, оставила нас вдвоём, напомнив о встрече со священниками.
Общий сбор был назначен после завтрака, а завтрак — через четверть часа.
— Ну, как, полегчало? — Ксержик в один миг вывел пятна крови на столе и водрузил на место коробку конфет. Подумав, намагичил чашку чаю и устроился с ней, закинув ногу на ногу. Сласти убывали на глазах. — Ты ешь, от слабости полезно. А ничего дочка вышла, будем надеяться, остальные тоже не уроды.
Нет, вот ведь наглость! Безусловно, обниматься со мной в экстазе его никто не просил, каяться в грехе тоже, но расспросить о жизни, об имени матери… Неужели ему совсем не интересно?