Марица задремала, сладко почмокивая во сне. Сытая. Признаться, меня тоже клонило в сон: и от еды, и от пройденных вёрст. Отвыкла я ходить.
Эльф раздобыл морсу в берестяных туесках и с улыбкой вручил один мне. Заботливый.
Потом, кажется, Лаэрт что-то говорил, но я не слушала, погрузившись в воспоминания. Очнулась от его прикосновения, покорно встала и пошла, куда велено. Оказалось, в 'Белый лебедь'.
Таверна притаилась на бойкой торговой улочке, маня прохожих прохладой подвала. Спустившись по лесенке, оказались в бывшем винном погребе, который предприимчивый хозяин переделал под едальню.
Ксержик уже что-то уплетал за обе щеки, скользнул по нам взглядом и кивнул.
Некромант изрядно на мне сэкономил: ела я мало. Не ела бы совсем, но принудительное кормление стимулировало самой работать вилкой. Хватило и пяти минут позора. Ксержик разжимать челюсти умел, как и заставлять открыть рот. Причём сопровождал всё это рассказами о мучительности голодной смерти.
Потягивая тёмное пиво, некромант поставил меня перед фактом: дочь кормлю, до ужина отдаю Лаэрту, а сама поступаю в полное распоряжение Ксержика. Ввиду отличной погоды сидеть будем в парке и зубрить демонический язык. На вопрос, где он возьмёт учебник, некромант пожал плечами:
— Азы могу и по памяти. Сначала артикуляцию поставлю и алфавит в твою голову вдолблю. А потом ты пойдёшь в библиотеку и под моим чутким руководством возьмёшь книгу с полки. Радуйся, уеду я на той неделе. Правда, — он подмигнул, — могу с собой взять в Школу. Химию и физику тел и там преподают, а сдавать сессию сюда вернёшься, Лазавей заберёт.
— И кого я изображать буду? Некромантку? — кисло улыбнулась, представив, какой бездарью окажусь в окружении тамошних чародеев.
— Ты учиться будешь. На ведьминском, полагаю. К себе не возьму, хотя кровь твою внимательно посмотрим — неплохой материал. Хм, — Ксержик задумался, — ты права. Некромантский. Из природного ты и сама намагичишь, в Академии и дуб научат, а кровь — вещь серьёзнее и полезнее. Ты ведь не в учительницы метишь? Тогда рожай дар из того, что умеешь.
Демонический язык я возненавидела сразу. И одновременно полюбила: заниматься им и думать о Хендрике с Франкой не было никакой возможности.
Ксержик, расстегнув рубашку, вольготно развалился на траве, положив руки под голову. Потом и вовсе бессовестно её снял, повесив на куст — студентов нет, ничью нравственность не смутит. Зато нежарко, загорает.
Амулет съехал набок, глаза закрыты…
А я сижу рядом и повторяю за ним абракадабру.
— Чего мучаешься? — приоткрыл один глаз некромант, покосившись на меня. — Мужчин в радиусе ста шагов нет никаких, так что смело расшнуровывай платье, скидывай туфли и чулки. И в теньке устройся, а то двадцатую ошибку делаешь, не иначе перегрелась.