Что ж, Иван Семенович, я тебя услышала! И постараюсь сделать все, что смогу. Езжай домой — под подписку. Валя, ты бюрократию оформи!
— И головой впредь думай! — добавил Валька — зачем в морду, да еще при свидетелях? Наедине, по почкам, поддых, чтоб внешних следов не оставалось — а после его слово против твоего, не бил, не видел, не ведаю, и еще вопрос, кому бы поверили, он секретарь, но и ты ведь не из последних на заводе? А нам теперь — тебя вытаскивать. Иди!
Вызвала еще свидетелей. Из логачевской бригады — и тех, кто при инциденте присутствовал. И расспрашивала, как бы невзначай, про "иные случаи". Все подтвердилось — и даже сверх того. Что за вредительская практика, "отдых, это мера поощрения"? Когда любого могут в законный выходной, или вечер после смены, выдернуть на завод "по производственной необходимости" — а на деле, чтоб не расслаблялся. И не только из дома!
— Я в ДК на представлении сидел, с девушкой, тут прямо со сцены мою фамилию объявляют и требуют, срочно прибыть в цех. А после оказалось, что дело-то и не срочное, до завтра могло бы и потерпеть — а у меня к Даше серьезные намерения были, и наконец вышли вместе, культурно отдохнуть! А Нелин говорит — считай это проверкой твоей мобилизационной готовности, ну а девушка понять должна, если не мещанка.
— А мы всей семьей еще в тем летом, в августе, в отпуск хотели, к Черному морю. Путевки, билеты, в вагон уже сели, как посыльный прибегает. Делать нечего, вернулись — а оказалось, что вполне без меня могли обойтись! Начальник цеха сам удивлен был — оказалось, это Нелин настоял.
— В нашем цеху, так вообще, наш парторг, приятель Нелина, вылез с предложением. Чтоб зарплату на руки не выдавать, а в общем ящике держать, сразу за квартиру и столовую оплачивать, а остальное, "на нужды восстановления народного хозяйства СССР". И что каждый кому надо себе лично что-то купить, может взять из своей части — но только после того как заявление напишет, где свою потребность обоснует. Его конечно, послали — но мужики в задумке, а вдруг продавит, он ведь не успокоится!
Кунцевич, в углу сидя, лишь головой качает. А после мне сказал, без свидетелей.
— Аня, вот если честно, там, откуда я… У нас в таком режиме лишь беспаспортные таджики работать соглашались. А наши, русские, называли это бессовестной эксплуатацией и вспоминали семнадцатый год.
И добавил:
— Кстати, там этот Нелин в приемной уже кипятком ссыт. Что его — последним. Не по чину!
Перебьется. Что, никого больше не осталось? Вот теперь зови — даже интересно, что за человек?