Полуночное солнце (Меньшиков) - страница 130

Через полчаса чум наполнили пастухи, охотники и дети. Тэбко внимательно всматривался в каждого, ж лицо его мрачнело все больше и больше.

— Все, — сказал хозяин. — Певалэ не может прийти: Делюк Вань опился спиртом, и ему худо.

— Мы и без дочери кулака обойдемся, — сказал Тэбко, и женщины сочувственно посмотрели на него. — Садитесь, — попросил Тэбко, хотя все уже и так сидели на шкурах, поджав под себя ноги. — Пусть мне все, и даже дети, расскажут о председателе тунсовета и о том, как его убили и как он умирал.

И сразу в чуме наступила тишина, нарушаемая только похрустыванием хвороста в костре да свистом ветра за чумом.

Пастухи и женщины опустили глаза, и у выхода заплакала слепая старуха.

— Говори, Степанида, — сказал Тэбко, — ты его мать, и ты больше всех на свете любила его.

Старуха беззвучно плакала, и хозяин чума заговорил первым. Он рассказал все, что знал, и вслед за ним стали говорить другие. И последней сказала слепая Степанида:

— Он выучил Певалэ грамоте и организовал колхоз «Нгер Нумгы». Теперь мне ночами снится его могила, и его лицо, и речь, которой так боялись многооленщики. Если я не умру до весны, то умрет убийца. Я слепая, но хорошо знаю, когда наступает ночь и где находится у человека горло.

— Это делать не полагается, — сказал Тэбко, — но на твоем месте я сделал бы то же самое, если бы хватило сил.

И, простившись со всеми, Тэбко вновь достал блокнот и записал в нем все, что считал правдой. И когда ночные звезды отразились через мокодан в воде только что повешенного котелка, он лег спать. Он уснул быстро, но мягкое прикосновение девичьей руки разбудило его. Он испуганно отшатнулся, но девушка даже не улыбнулась. В черных глазах ее было горе, руки безвольно опущены на колени.

— Здравствуй, Тэбко, — сказала она.

И Тэбко почувствовал, как у него начинает кружиться голова и хочется подойти и обнять девушку. Но взгляд его падает на правую руку, в которой она держит блокнот. Тэбко до боли стискивает челюсти.

— Здравствуй, Певалэ, — говорит он срывающимся голосом, печально улыбаясь, — я уже думал, что ты замужем. Теперь я стал счастлив и знаменит.

— Я знаю это, — сказала девушка, — я ведь прочла эту бумагу. Ты уснул с нею в руках. — Долгим влюбленным взглядом она рассматривает его скуластое лицо, машинально перебирая в руках кончик косы. — Ты меня любишь теперь?

— Да, — говорит он.

— Все можешь сделать для меня?

— Все, только месяц солнцем не смогу сделать.

— Мне не много надо, — говорит девушка. — У тебя на свете есть все, не считая твоих друзей. У меня же только один спившийся старый отец. Оставь мне его и сожги эту бумагу. Мой отец все равно умрет на днях, но его не повезут на суд как разбойника, если ты бросишь бумагу в огонь.