Сероко не послушался тогда. Он был слишком счастлив, чтобы послушаться мудрого совета. Он хотел быть единственным хозяином над своим богатством. И он клянет теперь свой худой разум.
Хозяин обошелся без него. Он стал больше платить батракам, хоть и плохо батраки его слушались. И вот он посылает к Сероко охотника и говорит, что приедет в гости.
— Пусть приезжает, — сказал вестнику Сероко, — он хозяин, я хозяин. О чем нам ругаться?
И Выль Паш приехал. За ним гнали пастухи тысячное Стадо, и тогда Сероко испугался. Он понял, в чем дело, но было уже поздно. Его олени стремительно смешались со стадом бывшего хозяина. Сероко отгонял по три, по четыре олешка, но они снова возвращались в большое стадо Выль Паша и обнюхивали своих матерей, братьев и сестер.
Выль Паш помогал ему, материл своих пастухов.
— Дохлые зайцы! — ругал их хозяин и, чтобы Сероко не огорчился, устроил в честь его пир.
— О чем нам спорить с тобой, Сероко? Ты ненец, я ненец. Будем вместе пасти стадо. Твои олешки родят — свое клеймо ставь. Мои родятся — я ухо срежу. А дежурить по очереди. Один раз ты, другой раз мой батрак. Я на Егорку сержусь? Нет. Ты был в Хоседе — выбирать Егорку в самый главный совет? И я был. Я тоже хотел голосовать за Егорку и Семку Лаптандера, да времени не было. Я власть уважаю. И ты уважаешь. Ну вот и давай жить вместе!
Сероко исподлобья посмотрел на гостя и ничего не сказал.
— Ну и вот, завтра на мои тропы погоним.
…Так прошло три недели. Сероко пас огромное стадо хозяина. Иногда мимо него проезжали колхозники и жалели его.
— Молчите! — кричал на них Сероко и, возвратись в чум, запивал горе разбавленной водкой. Только от этого не становилось светлее на душе. Объезжая стадо, он с болью в сердце видел, как едят ягель то там, то здесь олешки с косым крестом на ушах. Он пересчитывал их и ночами не спал, думая о своем стаде, а когда засыпал, то видел страшные сны: волки перегрызли горла всем его оленям и не тронули стадо Выль Паша. Он просыпался, хватал ружье и сменял удивленного пастуха. Он снова сгорбился и смотрел на все черными глазами, недоверчиво и хмуро.
Когда же кончилась ночь и над снегами повеяли мягкие ветры весны, он, сжимая кулаки, сказал Выль Пашу:
— Буду пасти один.
Выль Паш засмеялся:
— Отделяй, мне не жалко. Зачем нам ругаться?
Но помогать в ловле оленей отказался.
— Старик я стал, куда мне?
Сероко принес из чума тщательно сложенный тынзей. По отметине на ухе он заметил свою белоногую важенку. Щелкнув, тынзей упал на ее рога. Она мелко затрепетала и свалилась на бок. Веревкой Сероко прикрутил ее к кусту тальника. Пока он ловил следующего оленя, важенка поломала себе рога, и веревка мертвой петлей скрутила ее шею. Сероко распутал тынзей у пойманного оленя и освободил важенку. Олени шарахнулись от Сероко, заметив в его жилистых руках черную змею тынзея — свернутое кольцо.