Пастухи пришли посмотреть на Нанук. Они тихо переговаривались, угощая друг друга крепким табаком. Они смотрели на Нанук и ожидали рассказа о городе.
Больше всех волновался Сяско. Он многое хотел узнать от нее.
— Я ничуть не стала хуже, чем была прежде, — сказала Нанук. — Я училась в городе и приехала вас лечить. Завтра пора приниматься за работу, а сейчас давайте пить чай и есть рыбу. Я очень хочу есть.
Нэвля сняла с огня котел, поставила перед мужчинами продолговатые, как корыта, деревянные чашки и разлила уху. Уха пахла дымом и ворванью. Рыба была кислой, протухшей.
Пять лет назад Нанук тоже любила немного затхлую рыбу, но теперь она спросила:
— Разве нет свежей рыбы?
— Это хорошая рыба, ненцы всегда ели такую рыбу. Свежая рыба хуже.
— Неправда, — сказала девушка, — гнилая рыба вредна.
Мужчины промолчали. Они облизали ложки и поставили их на борта чашек. Нэвля вышла из чума и вернулась в сопровождении двух лохматых собак.
— Нягой! Нябик!
И поставила чашки перед животными. Собаки дочиста облизали ложки и принялись лакать оставшуюся на дне уху.
Нанук вновь брезгливо поморщилась. В этот момент она вспомнила свое прошлое. И пока мужчины бурыми от табака пальцами брали из котла куски рыбы с неочищенной чешуей, она оглядела чум.
Едкий дым слепил глаза. Он поднимался к мокодану, оставляя копоть на стенах. Нанук знала, что вещи в чуме тоже покрыты копотью; что вши неизбежны; что долго будут слепнуть женщины в чумах, пока ненцы не станут оседлыми.
Нанук отказалась от чая. Нэвля возилась с глиняными чашками, а девушка видела, что Нэвля плешива, что руки ее покрыты синими ревматическими узлами, а слепые глаза пусты.
Собаки вылизали деревянные чашки и выползли из чума.
— Твой отец, Нанук, был хороший человек, — сказал Сяско, проведя рукой по своим волосам, седым как ягель. — Его сильно обижали, и он от этого помер. Ты приехала нас лечить, но Яли лучше лечит.
— Неправда, — сказала Нанук.
В этот миг в чум вошел Яли. Чахлая рыжая бородка, широко расставленные кривые ноги и маленькие бегающие глаза.
Мужчины затихли и освободили место у костра.
— Неправда, — сказала Нанук, — я умею лечить людей от многих болезней.
— Ты шаман? — испуганно спросил Сяско.
Он боялся шаманов. Кроме того, есть добрые и злые шаманы. Девка не могла быть добрым шаманом.
— Нет, я фельдшер. Это лучше шамана.
Мужчины отодвинулись от Нанук.
— Так ты лучше шамана? — угрюмо спросил Яли.
Нанук не ответила.
— За три ночи отсюда, — продолжал Яли, — стоит парма колхоза «Кара-Харбей». Там умирают пастухи. Скажи, ты можешь спасти себя от этой болезни? Ведь шаман не нуждается в лекарях.