«Жить…» — просят его черные, запекшиеся губы.
И когда катер подбирает его у берега, моряка беспокоит только этот призрак, что кружится над ним, — белый призрак смерти.
Краснофлотцы бережно переносят его в рубку.
— Крепок, братишка… — говорят они почтительно. — С какого корабля, товарищ?
Вперив взгляд в голубой потолок каюты, он закрывает глаза и тихо говорит:
— Коршун проклятый кружится…
Моряки понимающе переглядываются.
— Не выдержал, — говорит один из них.
— Я теперь все выдержу… — тихо говорит раненый, и в голосе его звучит такая убежденность, что в каюте на мгновение становится тихо. — Дайте мне пить, — добавляет он уже спокойным и деловым голосом. Вздохнув, он обводит каюту счастливым взглядом. — Спасибо, ребята. Было бы очень обидно, если бы я утонул. А мне так много еще надо сделать, что даже слов не найдется столько.
И с жадностью хватает стакан прохладной и прозрачной воды.
Сержант посмотрел на правый берег, потом на часы, обтер лицо полой шинели и сказал хрипло:
— Держаться. Наши подойдут…
Кровь загустела на его висках.
Тарас отполз от своего пулемета и ощутил за спиной мертвых товарищей, мутные воды Кубани и шелест ветра в плавнях. Товарищи лежали на мокрой земле, и лица их все еще были искажены яростью недавней контратаки.
— Давай их похороним, — сказал Тарас и дрожащими руками вытащил из бескозырки смятую цигарку. — Ты хочешь курить?
Сержант вытащил коробочку с махоркой и кивнул головой. Они закурили, не сводя взгляда с правого берега. Обрушив на Тараса и его товарищей сотни снарядов и мин, враги теперь были уверены, что переправа на этот раз не сорвется.
— Восемь раз за сутки, — сказал сержант. — Это не всякий выдержит.
— Но мы-то выдержали, — сказал Тарас.
— Лишь бы наши подошли вовремя. — И сержант вновь посмотрел на часы. Они показывали половину одиннадцатого. — Еще полтора часа, — сказал он устало, взял саперную лопаточку и ушел в плавни.
Тарас свернул вторую цигарку, жадно затянулся и на кусочке фанерки стал выписывать химическим карандашом имена убитых. «Ваня Макаров, — писал он, — лейтенант Стрельченко, гвардейского экипажа старшина первой статьи Александр Остапчук». Глаза его застили слезы. Едва он успел закончить надпись, как вернулся сержант. На лопатке остались следы ила, и сержант, перехватив взгляд Тараса, виновато сказал:
— Им не будет обидно, если похоронить в плавнях? Вы ведь все-таки моряки. У вас по-своему это.
— Не все ли равно, — сказал Тарас, передал фанерку и подошел к убитым.
Не торопясь он каждого поцеловал в лоб, каждому сказал какое-то свое слово.