последний раз я перечитывал «овод», когда мне было лет, наверное, четырнадцать-пятнадцать, но вчера я любопытства ради открыл «овод» снова и еле заставил себя оторваться.
это превосходно написанная книга, которую необходимо немедленно запретить.
а еще лучше переписать.
в безопасной версии «овода» артур умирает в конце первой части. джемма выходит замуж за боллу и рожает четырнадцать детей, получив на каждого материнский капитал, епископ монтанелли становится членом совета федерации или что у них там в италии было.
никто из них не вспоминает артура никогда.
иногда я думаю, как бы сложилась моя бурная внутренняя судьба, если бы в тот день я прочитал не «овод», а «думай и богатей», «химию в быту» или отрывной календарь за 1986 год.
самым безопасным навскидку кажется календарь. особенно если ограничиться праздниками и выходными.
* * *
раневской вчера исполнилось 120 лет. у меня в голове она почему-то сложилась с довлатовым, у которого тоже скоро день рождения.
мне кажется, популярность обоих устроена одинаково — они артикулируют не совсем банальные вещи, но оба очень недалеко от банальности ушли и поэтому доступны, порог входа для читателя практически нулевой.
собственно, поэтому, мне кажется, довлатов некоторым и не нравится — это все равно что очень талантливый пианист сидел бы в баре и играл гениальные вариации на тему «мурки». любой слушатель чувствует, что пианист легко может играть гораздо более сложные вещи, что «мурку» он играет вполсилы, чуть ли не на автомате.
и вот первая половина слушателей захвачена легкостью в каждом его движении, а второй жалко микроскоп, которым он так увлеченно забивает гвозди.
и только пианист знает, что если он начнет использовать микроскоп по назначению, в бар перестанут приходить.
книга мертвых поэтов
* * *
разговорились с лешей пару недель назад про русскую литературу, и оба сошлись на том, что уроки русской литературы в школе — это преступление против человечества
потому что все наши великие писатели были живые люди, а в школьных учебниках от них ничего живого не осталось: печорин — лишний человек, онегин — сложная натура, герасим утопил муму, вот вам и вся литература
на самом деле история русской литературы xix века — это история похлеще «игры престолов»
во-первых, все друг друга знали, хотя бы через одно рукопожатие
во-вторых, многие друг друга не любили
в-третьих, мало кто умер своей смертью и в здравом уме
первый и третий пункт на самом деле связаны
но началось все с пушкина
с пушкиным же какая штука — дантес ведь очень не хотел стреляться