Но Хрущев сделал и такое, что ни один из его предшественников или наследников до сих пор никогда не совершал. В 1955 году он, коммунистический «патриарх», отправился в Каноссу, к «еретику» Тито и тем самым нанес сокрушительный удар по догме «московской непогрешимости». В 1956 году он сделал возможной десталинизацию, представив доклад на закрытом заседании — факт совершенно беспрецедентный не только в деятельности первого секретаря компартии СССР, но и для всего международного коммунистического движения в целом.
Разоблачение «культа личности» было предпринято лишь один раз, с большой осторожностью и лишь через семь лет после хрущевского доклада: в 1963 году Антонин Новотный, первый секретарь компартии Чехословакии и президент республики, представил центральному комитету партии доклад о «нарушении партийных принципов и социалистической законности в период „культа личности“». Этот доклад, включавший около ста страниц, обсуждался, при закрытых дверях, 3 и 4 апреля 1963 года и никогда не был опубликован. Резюме этого доклада (около сорока страниц) имело хождение внутри партийного аппарата и было доступно лишь высшим партийным чиновникам. Это резюме также никогда не было опубликовано. Через три года чешский журнал «Сведестви» (№ 28, 1966 г.), издающийся в Париже, напечатал этот текст, обширные отрывки из которого были опубликованы в «Монде» (28–30 мая 1966 г.). Полностью же это резюме было напечатано в июле-августе 1967 г. во французском журнале «Контра Сосьаль».
В 1960 году Хрущев не поколебался вступить в конфликт с другой великой державой коммунистического мира — Китаем, чего опасался делать даже Сталин. В 1962 году, как мы узнаем из книги Солженицына «Бодался теленок с дубом», Хрущев убедил членов политбюро, колебавшихся в этом вопросе, допустить публикацию «Одного дня Ивана Денисовича», — что позволило всему миру познакомиться с литературным гигантом.
А в конце жизни Хрущев решился на то, на что ни один советский руководитель, ни один первый секретарь компартий стран восточного блока никогда не решался, — он продиктовал воспоминания, прекрасно зная, что они появятся не в СССР, а в «капиталистическом мире».
Будущее покажет, сыграл ли Хрущев «объективно» отрицательную роль в коммунистическом движении. Для самого Хрущева его борьба со Сталиным исходила не из теоретических или исторических причин: она была исключительно политической. Он отнюдь не искал всей правды, восстановления справедливости, как впоследствии он хотел заставить людей поверить в это, — он искал прежде всего усиления своей позиции в качестве партийного вождя. Он предуготовил падение Берии в 1953 году, он был не чужд в истории отставки Маленкова в 1955 году с поста главы правительства, он готовился расправиться со всей сталинской гвардией. И по мере того, как этот проект становился все более и более отчетливым, старая сталинская гвардия, в интересах собственной защиты, решила устранить Хрущева. Этим и объясняется столкновение в июне 1957 года между Хрущевым и большей частью политбюро. Но в тот текущий момент — февраль 1956 года — когда Хрущев настаивает на необходимости разоблачения «культа личности», остальные члены предпочитают избегать открытого столкновения. Хрущев мог быть удовлетворен: за год до смерти Ленин осудил Сталина, но безрезультатно; три года спустя после смерти Сталина его продолжатель решил открыто приступить к подготовке политической смерти Сталина.