Бабушка сделала три шага вперёд, упала на колени перед Цао Мэнцзю, подняла на него напудренное личико и заголосила:
— Отец родной!
— Я тебе не отец, — ответил начальник уезда. — Вон твой отец ослика ведёт.
Бабушка на коленях подползла и обняла начальника за ноги, не переставая твердить:
— Отец, отец родной… Как стал начальником уезда, так и родную дочь не признаёшь? Десять лет назад ты бежал из родных голодающих мест с дочерью, побирался, потом дочку продал и не признал, а я-то тебя признала…
— Эй, ты что такое несёшь? Сплошная выдумка!
— Отец! Как здоровье матушки? Братику моему уже тринадцать? Он уже читать умеет и иероглифы знает? Ты меня продал за два доу[67] красного гаоляна, а я не хотела отпускать твою руку. Ты тогда сказал: «Девяточка, когда у меня всё образуется, я вернусь за тобой». А теперь стал начальником уезда и не признаёшь родную дочь…
— Женщина, ты сума сошла! Обозналась!
— Нет, не обозналась! Не обозналась! Отец, родной отец! — Бабушка раскачивалась из стороны в сторону, обняв Цао Мэнцзю за ноги, лицо её было залито прозрачными слезами, белоснежные зубы ярко блестели.
Начальник уезда Цао поднял бабушку и сказал:
— Я могу стать твоим названым отцом!
— Отец! — Бабушка собиралась было снова упасть на колени, но Цао Мэнцзю удержал её. Она стиснула его руки и лепетала, как дитё малое: — Когда ты отведёшь меня к маме?
— Сейчас прямо и пойдём, прямо сейчас, только руку отпусти…
Бабушка отпустила руку начальника уезда, тот вытащил платок и утёр пот с лица. Толпа ошарашенно наблюдала за происходящим во все глаза.
Цао Мэнцзю снял с себя шляпу, раскрутил на среднем пальце и, запинаясь, проговорил:
— Земляки, как начальник уезда я твёрдо нацелен запретить курение опиума и азартные игры и искоренить разбойников…
Не успел он договорить, как раздались три выстрела — пах-пах-пах! Три пули, вылетевшие из гаоляново го поля позади низины, пробили его шляпу кофейного цвета в трёх местах, из дырок пошёл синий дым. Головной убор взлетел с пальца начальника уезда Цао, будто в него вселился злой дух, и приземлился, не переставая вращаться.
Следом за выстрелами в толпе раздался свист, и кто-то громко крикнул:
— Это Пестрошей! Три поклона Феникса!
Начальник уезда спрятался под стол и оттуда крикнул:
— Спокойствие!
Люди с громкими криками в панике бросились врассыпную, как дикие звери.
Сяо Янь отвязал вороную лошадку от ивы, вытащил из-под стола начальника уезда, усадил в седло и с силой поддал лошади подошвой по заду. Вороная лошадка распушила гриву, оттопырила хвост и умчалась прочь, словно струйка дыма, увозя с собой Цао Мэнцзю. Солдаты беспорядочно палили по гаоляновому полю, а потом словно пчелиный роль бросились вдогонку за своим начальником.