— Так вот сама советская действительность и сформировала мое нынешнее сознание. Не зря же говорят — бытие определяет сознание. Все это, конечно, грустно и вынуждает меня разочаровываться в прежних идеалах и глубоко переживать. Но куда больше, чем я, переживает теперь моя супруга. И не только за утраченные иллюзии, но и за будущее нашей дочери. Нет-нет, да и прорывается у Лауры на устах: «А давай-ка мы вернемся в Мексику!» Так что, Саша, мечты нашей молодости постепенно рассеиваются. И, пожалуйста, не осуждай меня за это! Я уже говорил тебе: бытие определяет сознание! И никуда нам от этого не деться!
Посол Шитов не возражал и чему-то улыбался. «Этот Иосиф не человек, а дьявол! И переубеждать, спорить с ним — бесполезно! Несомненно, он — сильный человек, хорошо знающий себе цену», — с задумчивой улыбкой размышлял Александр Иванович.
То, что он молчал и улыбался, раздражало Григулевича. Какая-то незавершенность разговора все время оставалась.
Чувствуя, как Иосиф смотрит на него, Шитов примирительно сказал:
— Все равно уже ничего не изменить.
— Изменить можно многое, но это будет зависеть от того, как быстро мы сможем понять необходимость этих изменений.
— В этом я согласен с тобой… Но не получится ли так, что эти изменения натворят еще больше беды?
— Этого не произойдет, если их будут проводить талантливые, порядочные и свободные люди.
Шитов кивнул:
— И с этим я, пожалуй, соглашусь с тобой.
«Собственно говоря, — подумал Григулевич, — это то, что нужно было мне, чего я и добивался от тебя». И слегка уставшим голосом, разливая коньяк в рюмки, сказал:
— Я вообще люблю свободных людей, открыто выражающих свое мнение и преданных главному делу. Им нечего терять и делить. Таких людей, к сожалению, мало на Земле, и потому они очень ценны.
— А мы с тобой уже ничего не стоим, — без малейшего сожаления произнес Александр Иванович.
— Не знаю, не знаю, — развел руками Григулевич. — Для разведки я по-прежнему, наверно, очень много стою, неизмеримо больше, чем для науки. Но для себя самого я стою ровно столько же, сколько год и десять лет назад. И для Лауры моя цена, надо полагать, тоже ни чуточки не изменилась. Это, между прочим, придает мне дополнительные силы, несмотря на то что всё подвластно времени. Весь вопрос в том, насколько сознаем мы его повеления. Но когда такому человеку, как Александр Иванович, за шестьдесят, то, конечно, ему пора отказываться от честолюбивых намерений изменить мир.
Повергнув собеседника в смятение, Григулевич загадочно улыбнулся и замолчал.
— А вот тут я с тобой не согласен! — воскликнул Шитов. — Да, мне сейчас за шестьдесят, но я же вот получил опять должность посла в Малагасийскую Республику и отправляюсь туда как раз изменять мир к лучшему.