Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир (Эрман) - страница 167

Разве все бессмысленно, кроме надежных фактов прошлого? Подумайте, сколько замечательного вокруг: близкие и друзья, работа и хобби, религия и философия, прогулки и романы, стихи и музыка, хорошая еда и хорошее питье.

Возьму один лишь пример, далекий от Нового Завета. Откажемся ли мы от литературы на том основании, что в ней многое выдумано? Главный герой замечательного романа Диккенса «Давид Копперфильд» не существовал. Обесценивает ли это книгу? Вы скажете: «Но ведь это другое дело, ибо это художественная литература». Да, художественная литература. И она может всю жизнь перевернуть, ибо полна смысла, хотя этих людей не было на свете.

А подорвут ли исторические открытия силу шедевров литературы? Допустим, нам докажут, что «Короля Лира» написал не Шекспир. Уменьшится ли его сокрушительная сила? От «Пляжа Дувра» у нас мурашки по коже – неужели мы разочаруемся, если узнаем, что у Арнольда были другие мысли, когда он в последний раз смотрел на Ла-Манш?

Литература обращается к нам независимо от исторической достоверности. Да и музыка. И скульптура. И вообще всякое искусство. А евангелия – это не только историческое свидетельство о прошлом, но и произведения искусства.

Кроме того, это письменные формы памяти. Большинство из нас лелеют множество воспоминаний: о детстве, родителях, друзьях, романтических связях, достижениях, поездках, об удовольствиях и миллионе других вещей. Другие воспоминания мучительны: о боли, страдании, непонимании, разрушенных отношениях, финансовых неурядицах, насилии, об утерянных близких и миллионе других вещей.

Когда мы осмысливаем и вспоминаем былое – людей, места, события, – у нас нет априорной установки проверять каждое воспоминание, чтобы удостовериться в его историчности. Мы не проверяем достоверность днями напролет. Нам достаточно памяти.

Да, память может быть хлипкой, ненадежной и ошибочной. Но уж что есть, то есть. С такой памятью мы живем. Если кто-то говорит, что мы все напутали, мы можем согласиться и подкорректировать наши воспоминания. А можем, как чаще бывает, и не согласиться, настояв на своем.

Мы живем не только собственными воспоминаниями, но и воспоминаниями других людей. Мы делимся своей жизнью с окружающими. А окружающие делятся своей жизнью с нами. Но есть только один способ делиться жизнью вне несуществующей наносекунды настоящего: делиться жизнью памяти. Наше настоящее находится под влиянием прошлого: и нашего собственного, и других людей. А форму прошлому придало наше настоящее. Форму размышлениям о будущем придает то и другое. Наша жизнь никогда не протекает в изоляции от нашего прошлого или прошлого других людей. Жить и делиться воспоминаниями – вот что составляет нашу жизнь.