Ладно бы, война в княжестве, супостат напал, тогда все понятно! Сняли бы последние рубахи и отдали на защиту земли. Но нет войны!
Тогда не понимаем мы: чем провинились перед тобой князь, почто с нас берешь больше, чем со своих купцов в Ивеле? Растолкуй, как нам дальше жить, и как торговать?
Далее, старый купец, стал перечислять, загибая персты, цифири на сколько, увеличились цены по каждому товару. Стоящие толпой остальные купцы, согласно кивали головами.
Чем дольше он говорил, тем больше темнело лицо князя. Когда он закончил речь, от былого доброго настроя, у Романа не осталось и следа. Обернулся к своим боярам и прям — таки зарычал:
— Казначея моего ко мне! — К нему бегом подбежал сухонький старичок в высокой меховой шапке: — Я здесь князь!
— Доведи мне, как поступает в мою казну дань от речных ворот! Да громче, что бы все услышали!
— Дань от Речных Ласточек, Бобровников и Армяков поступает в княжескую казну вовремя и сполна. Задержек не было уже много зим.
— На много она увеличилась за последние два года? Если — да, то на сколько?
— Ни на сколько! Ни десять зим назад, ни пять, ни две — размер дани с речных ворот не изменялся. Нужды в этом, не было и ты менять, не приказывал. — Родим повернулся к посаднику и уже ровным голосом, но от которого, у присутствующих, задрожали поджилки — повелел:
— Подойдите под мои очи, блюстители княжеских интересов. Да поведайте, честным купцам и мне с ними, когда и как я приказал вам загубить их тяжкий труд? И заодно, разорить данью жителей городища?
Когда вам, свиные рыла, я указал отваживать от нашей пристани чужеземных купцов? — Голос князя понизился почти до шепота и стал, по настоящему, страшен.
На посадника смотреть было жутко. Лицо приобрело землистый оттенок, пот крупными каплями струился по щекам и челу. Руки тряслись крупной дрожью. Стоять на ногах не мог и его с двух сторон поддерживали служивые в синих кафтанах. На портах, серого бархата, быстро расползалась мокрое пятно. За его спиной прятались бригадир и местный казначей. Стар пробовал говорить, но напавшая от испуга частая икота, не позволяла выговорить, хотя бы слово.
Князь вскочил со своего трона и подскочил к обомлевшему посаднику. Схватил шуйцей за бороду, а кулак десницы впечатал в левое ухо. Служивые в ужасе порскнули в разные стороны. Стар бухнулся на колени и обнял сапоги Радима обеими руками.
— Поди прочь от меня, сучье вымя! — Князь старался ногой оттолкнуть, припавшего устами к его сапогам, обезумевшего посадника. От него начал распространяться запах свежего дерьма. Продолжая удерживать Родима — тонко скулил, и как заведенный, целовал, уже мокрый от слюны левый сапог.