— На гуслях то я немного маракую, а на бандуре никогда не пробовал, — отвечал Алексей.
— Пустое! Гусли, бандура, балалайка, свистелка — все одно, все играет, все веселит! Ей-богу, оно все родня между собою! Играй!
Алексей положил бандуру на колени, как гусли, взял два-три аккорда, и вышла какая-то музыкальная чепуха вроде казачка. Казаки пришли в восторг и пустились вприсядку.
Никита с приятелями гуляли нараспашку, съели годовалого поросенка, выпили неимоверное количество всякой всячины, и за полночь у Никиты не осталось ни гроша в кармане. Шинкарка перестала давать водки и не хотела брать под залог ни оружия, ни коня.
— Да отчего же ты не берешь моего добра? Моя сабля добрая и конь добрый; отдам дешево. Бери, глупая баба!..
— Ты сам глуп, Никита; нельзя, так и не беру: кошевой не приказал.
— Правда, правда, — говорили казаки, — только позволь пропивать оружие, через неделю на всю Сечь останется один пистолет.
— И одним пистолетом всех переколочу!.. Такие-то вы добрые товарищи, бог с вами, тянете руку за бабою!.. Верно, моя такая нечистая доля, — жалобно говорил Никита. — Еще бы чарку-другую, и довольно… А! Постойте, постойте! Я и забыл! У тебя, Алексей, есть мой деньги?
— Есть пять дукатов.
— И хорошо; давай их сюда!
— Не дам.
— Как ты смеешь не давать ему его денег? — спросили казаки.
— Он сам не велел: нужно, говорит, оставить на гостинец куренному.
— Да, да, правда, Алексей! Нужно поклониться начальству, нужно… Вот приятель, поди сюда, я тебя поцелую.
— Вот еще, великая птица куренной! — сказали казаки.
— И то правда, как подумаешь, — продолжал Никита, — не велика птица, ей-богу! Был простой казак, а теперь куренной казак, как и я, и все мы. Поживу — и меня выберут в куренные. Выберете, хлопцы?
— Выберем, выберем! — закричали казаки.
— Выберите его сейчас, — сказала шинкарка.
— Хорошо, хорошо! Сейчас. Да здравствует наш куренной Никита Прихвостень! Ура!..
Казаки бросили шапки кверху; Никита важно раскланялся, поблагодарил за честь, сел на лавку и, под-боченясь, сказал:
— Ну, теперь, Алексей, отдавай гроши своему начальству; оно тебе приказывает.
— Не отдам, хоть бы ты и вправду был начальник; проспись, тогда отдам.
— Эге! Твердо сказано, характерно. Хлопцы, из него путь будет! А вы что там смеетесь, бабы? Думаете не отдаст? Посмотрим. Хлопцы, станьте подле этого изменника; так, сабли вон!..
— Ну, что? теперь отдашь, братику? а?
— Не отдам.
— Не отдашь? — протяжно сказал Никита.
— Чужие, чужие! — закричала Татьяна, вбегая в комнату. — Слышь, скачут по степи!..